Юлия Латынина - Дело о лазоревом письме
Нарай понял, что в эту ночь с государством произошло непоправимое несчастье. Он вдруг вспомнил свое беспокойство по поводу противоречия: как можно, взывая к самым неразумным инстинктам одного человека, создать государство, основанное на разуме? – и осознал, в чем крылась ловушка. Его, Нарая, карьера, была кончена – бог с ней. Но судьба устроила так, что теперь, в течение многих лет, на каждого честного и справедливого человека, который заговорит с государем о причинах упадка и способах возрождения, – государь будет глядеть так же, как на обманщика и лгуна Нарая.
Замечательно, что и в эту минуту, и впоследствии Нарай всегда думал о судьбе и никогда не думал о скромном молодом судье Четвертой управы по имени Нан.
* * *Чиновники потихоньку разошлись, и в опустевшей беседке остались только Нан, Шан’гар и Шаваш.
– Господин Андарз, – сказал Нан, – пойдемте отсюда! Я расскажу вам, что было на самом деле.
Андарз не шевельнулся.
– Вот он с полудня так сидит, – сказал Шан’гар.
Нан заглянул в глаза Андарза и с ужасом убедился, что они совершенно пусты, как комната, из которой унесли мебель.
Шан’гар взял своего хозяина на руки, словно ребенка, и снес в спальню. Нан и Шан’гар кое-как раздели Андарза и уложили в постель. «Ничего, оправится! – подумал Нан, вспоминая, как еще час назад Андарз огрызнулся на императора. Хотя, с другой стороны, не была ли дерзость, сказанная Андарзом, неотвратимым признаком безумия?»
Огромный дом был пуст: все сорок слуг, завидев государя и стражников, разбежались кто куда, прихватив с собой все, что попалось под руку. Нан, будучи голоден, стал искать еду и насилу нашел круг козьего сыра.
В нижней гостиной Нан встретил Астака: мальчик стоял, глядя в окно, и задумчиво катая ножкой угол ковра.
– Кто бы мог подумать, – сказал Астак, – что советник Нарай окажется блудодеем! Толкует о пользе государства, а сам, припертый к стене, просит отдать ему срамное письмо!
Кто-то из чиновников, значит, уже рассказал ему.
– Ты бы лучше подумал об отце, – сказал Нан.
– А что с ним?
– Ничего, – сказал Нан, – только он не сказал ни слова с тех пор, как съязвил государю.
Астак повернулся и, к облегчению судьи Нана, с быстротой птицы страуса побежал наверх.
* * *На рассвете, со стражниками и в боевом кафтане, Четвертый Судья Нан вошел в лавку, примыкавшую к дому осуйского консула Айр-Незима. Обыватели квартала знали уже, что произошло. Влажные глаза стражников ощупывали дубовые стены лавки и шкафы с невыставленными еще товарами, предполагая, что при определенных обстоятельствах содержимое шкафов достанется им.
Нан оставил стражников охранять все ходы и выходы, а сам поднялся в кабинет Айр-Незима, где высокие свечи в бронзовых канделябрах плясали в завитках и глазках железных шкафов и красные лаковые балки потолка били резными драконовыми крыльями. Хозяин кабинета сидел за столом, белый как простокваша.
– Советник Нарай, – сказал Нан, – сослан. Завтра господин Андарз получит должность начальника Ведомства Справедливости и Спокойствия. Как видите, обошлись без вашей помощи.
Это заявление произвело на Айр-Незима необычайное действие. Он принялся бегать по кабинету. Он открыл шкафы, и в воздухе перед Наном взметнулись атласные и шелковые ткани, украшенные танцующими лебедями и серебряной листвой.
– Нан, – бормотал Айр-Незим, – ради бога, все возьмите, все, только чуть-чуть оставьте. Нан, я коробейником начинал…
– План подземных ходов, – сказал Нан.
Но Айр-Незим был в таком смятении, что никак не отреагировал на это, в общем-то, пустяковое требование. Вместо этого он сел на порог раскрытого шкафа, схватившись одной рукой за сердце, а другой за танцующих лебедей, набитых белой и серебряной краской на куске атласа.
Тогда Нан забрал у него ключи, подошел к шкафу, второму слева, распахнул шкаф и на глазах у изумленного Айр-Незима стал вертеть комбинацию сейфа. Круглое брюхо сейфа подалось, из него посыпались бумаги и папки. Чиновник, опустившись на колени, принялся рыться в разноцветных папках, как свинья в желудях.
Не прошло и десяти минут, как злополучный план, начерченный Амадией, был найден. Нан просмотрел оставшиеся бумаги, вывернул на прощанье ящик Айр-Незимова стола, обнаружил еще две копии плана, сделанные, как ему показалось, рукой консула, сгреб все это, а папки и деньги из сейфа подоткнул ногой к Айр-Незиму:
– Забирайте свое добро.
– Благослови вас боги, – сказал Айр-Незим.
Нан, не обращая внимания, подошел к бронзовому подсвечнику, укрепленному в промежутке между шкафами, и сунул бумаги углом в пламя.
Пламя вздрогнуло и перекинулось на листы, бронзовые цветы и драконьи крылья на стенах кабинета ожили, затрепетали.
– Завтра, – сказал Нан, – вы покинете столицу. Это приказ Андарза.
– Благослови вас боги, – во второй раз сказал Айр-Незим.
– Кстати, – сказал Нан, – за сколько Иммани вам продал лазоревое письмо?
– Это не Иммани, – с достоинством ответил Айр-Незим. – Это письмо выкрали у Андарза какие-то разбойники, – они сделали предложение Иммани, а Иммани передал это предложение мне; разбойники просили миллион сто тысяч, сто тысяч я у них выторговал, а Иммани даже ничего не взял за посредничество.
Вопреки здравому смыслу, молодой чиновник расхохотался. Отсмеявшись, он сказал:
– И еще, господин Айр-Незим: я арестовал вчера близ трактира «Благоухающих лошадей» разбойника по кличке Свиной Глазок. Тот сознался во всем: я, право, польщен, что вы оценили мою жизнь втрое дороже, чем жизнь этого дурака Ахсая, убитого по вашему приказу накануне праздника Пяти Желтоперок.
С этими словами чиновник поклонился и вышел.
– Благослови вас боги, – повторил в закрытую дверь Айр-Незим.
* * *Был уже последний утренний час Меда, когда Нан, крепко держа за руку Шаваша, вошел в спальню к господину Андарзу. Императорский наставник лежал, немного набок, в кружевных подушках, а рядом, на ковре, сидел рыжеволосый варвар Шан’гар с серебряным чайничком, от которого шел густой и гнусный запах: в носик чайничка была вставлена соломина, и Андарз время от времени потягивал из этой соломины, страшно морщась.
Шаваш немедленно заключил из этого, что императорский наставник еще не вполне оправился, коль скоро Шан’гар поит его своей колдовской стряпней; наверняка в этом чайничке был отвар из лягушиных лапок и тараканьих печенок, или еще чего похуже.
Однако при виде судьи Нана и Шаваша господин Андарз оттолкнул от себя чайник, и глаза его сделались разумными и колючими, а тонкие пальцы с розовыми ногтями и ободками от снятых перстней начали скрести красное одеяло, шитое целующимися утками. Нан вытолкнул Шаваша вперед и сказал:
