Диана Удовиченко - Реквием по империи
Собак перебили некроманты? Или несчастные лужьи твари сами подохли от голода, когда все селяне обратились в зомби? Внутренне похолодев, воин признал, что второе вероятнее. Вид у Подпалины был нежилой. Не светились окна, из труб не шел дым. Летние кухни тоже стояли пустые.
"Не смей, – до боли стискивая кулаки, приказал себе Сид, – не хорони ее раньше времени…"
Перебегая от стены к стене, перелезая через заборы, он добрался до своего дома. Небольшой дворик в молочном свете молодой луны казался каким-то призрачным, ненастоящим. Будка, в которой жила смешная собачонка Жужелица, не столько охранявшая дом, сколько приветствовавшая всех гостей звонким бестолковым лаем, была пуста. Рядом сиротливо валялась цепь с пристегнутым к ней ошейником. Сид долго стоял посреди двора, оглядываясь, будто не узнавая его. Потом, наконец решившись, тихо поднялся на крыльцо и осторожно толкнул незапертую дверь.
Дом встретил его тишиной, изредка прерываемой чьим-то сонным сопением и отчетливо различимым запахом звериной норы. Воин прокрался в большую комнату, где всегда спала мать, и замер, едва не наступив на лежащих на полу людей. Их было несколько. В темноте Сид сумел различить только смутные комки. На кровати, стоящей в углу, тоже кто-то спал. "Раз спят, значит, не зомби, – с облегчением подумал воин. – А некроманты не стали бы на полу валяться". Вернувшись в кухню, он пошарил в стареньком буфете, отыскал огарок свечи и огниво.
Войдя в комнату, Сид склонился над спящими. Это были дети, четверо. Чумазые, лохматые, в грязной одежде, они лежали на груде тряпья, свернувшись клубочками. Стараясь не наступать на самые скрипучие половицы, воин осторожно обошел малышей и подкрался к кровати.
Сердце забилось быстрее, когда огонек свечи выхватил из темноты спокойное, умиротворенное лицо Тильды. Жива! Но что это за дети с нею? Несчастные ребятишки, семьи которых убили некроманты? Наверное, так. Но почему они спят на полу, почему такие грязные? Тильда – добрая женщина и радушная хозяйка. Сид не мог себе представить, что должно было произойти, чтобы она позволила малышам жить в таких условиях.
Сейчас он разбудит ее и обо всем расспросит. А потом заберет отсюда, уведет туда, где нет ни некромантов, ни их мертвых слуг. И ребятишек заберет. Ничего, они справятся. Главное, она жива.
– Мама, – шепотом позвал Сид. Тильда не просыпалась. – Мама! – жалобно, как-то совсем по-детски, повторил он.
Тильда открыла глаза взглянула на сына, и тот отшатнулся. Решив, что мать еще не до конца очнулась ото сна, схватил ее за плечи, встряхнул:
– Матушка!
Взгляд Тильды не изменился. Воин содрогнулся. Так смотрят… животные? Нет, далеко не все. У собак и волков глаза гораздо умнее. И у кошек тоже. Разве что у овец подобный взгляд – тупой, тусклый, покорный.
– Мама, – голос предательски сорвался, – ты узнаешь меня?
Она не узнавала. Смотрела равнодушно, растянув губы в бессмысленной слюнявой улыбке.
– Что они сделали с тобой?! – Сид невольно повысил голос.
Лицо Тильды испуганно сморщилось. Задрожав, она забилась в угол кровати, тихо поскуливая от страха, прикрывая руками голову. Сердце парня сжалось от боли. Он присел рядом с матерью, обнял ее:
– Тихо, тихо, все будет хорошо…
Постепенно женщина успокоилась и замолчала. Сид благодарил Луга за то, что она не разбудила детей. У него не хватило бы душевных сил встретить еще четыре тупых взгляда.
Сид долго сидел, обнимая Тильду, тихо раскачиваясь, будто убаюкивая женщину, и шептал:
– Все будет хорошо…
Из глаз его лились слезы – впервые с начала войны Сид плакал. Он оплакивал своих погибших братьев и маму, которую некроманты превратили в полуживотное. Лесина и его семью, Миха, капрала Вартона Хелла, мага Дайнуса. И всех жителей многострадального Солнечного края.
В окно заглянул чистый рассвет. Тильда крепко уснула в объятиях сына. Уложив ее на кровать, Сид встал, вытер слезы – последние слезы в его жизни.
– Я вернусь, мама. Ты потерпи немножко…
Выйдя из дома, воин пересек деревню, перепрыгнул через забор и побежал к лесу. Теперь он знал, что должен делать, чтобы дать выход пожиравшей его ненависти и освободить мать.
Неподалеку от Подпалины раскинулся Мертвый орешник. Этот лес назывался так из-за зарослей шианского ореха, составлявших добрую половину деревьев. Народное поверье утверждало, что каждый, кто устроится ночевать под шианским орехом, уснет навсегда. Мол, растение это выдыхает убийственный яд. Но Сид точно знал, что это сказка: сам он с друзьями как-то раз переночевал в лесу, причем именно под ореховым деревом, – и ничего. Правда, какой-то яд в орешнике все же имелся: недаром в его коре не селились насекомые, и комаров в лесу тоже не было.
Воин отыскал уютные кусты тереники, улегся и проспал в них до полудня. Проснувшись, двинулся на запад: он был уверен, что не все жители окрестных деревень покинули Солнечный край, а оставшиеся не все обращены в носферату и безмозглых животных. Сид знал, где искать людей.
Спустя некоторое время он вышел к похожему на воронку котловану, заросшему деревьями, на дне которого загадочно светилось круглое, как чаша, маленькое озерцо. Летом и зимой вода в нем была ярко-синей, и, наверное, за этот цвет озеро прозвали Глаз Брижитты. Воин осмотрелся и принялся спускаться по склону. Вдруг что-то просвистело над его ухом. Сид замер и, осторожно обернувшись, увидел, что в стволе дерева, рядом с которым он стоит, торчит стрела.
– Промазал, – негромко произнес воин.
– Это я просто пугал, – ответил низкий голос.
Из леса вышел крепкий широкоплечий старик. Остановившись в десятке шагов от Сида, он неторопливо наложил на лук новую стрелу и тщательно прицелился.
– Ты не дури, дядя Филин, – рассмеялся воин. – Своих не признал?
– Сид? Сид Велли, чтоб меня демоны съели! – Мельник вытаращил и без того круглые глаза и опустил лук.
Вскоре они уже сидели у костра, на котором в котелке булькала похлебка.
– Пятеро нас тут, – рассказывал Филин, – да три женщины. Вот и вся армия.
– Что ж не ушли?
– Да все чего-то ждали, надеялись. А потом уж поздно было. Успели только до леса добраться. Вот, сидим тут почитай уже неделю.
Воин огляделся. Земляки устроились со всеми удобствами: в чаще стояли замаскированные ветвями шалаши, на деревьях сушилась одежда. Один мужчина рыбачил на озере, второй только что вернулся с охоты и чуть поодаль потрошил зайца. Из-за кустов слышались женские голоса: видимо, селянки собирали в лесу корешки для похлебки. На втором кострище жарились на углях лепешки – рачительный мельник, уходя, прихватил с собой хороший запас муки.
