Алексей Пехов - Новые боги
И он снова замолчал, погрузившись в свои размышле-ния.
В последнее время Иноканоан стал появляться рядом с ней часто, когда поблизости не было ни Словена, ни Гемра- на. Наблюдал, как Паула реставрирует очередной кусок фрески, копирует в блокнот фрагменты барельефов или занимается по просьбе Антониса с кем-нибудь из фэри. Слушал, как она напевает вполголоса, а потом вдруг превращался в тень, исчезая из поля ее зрения, но она все равно продолжала чувствовать его присутствие.
Паула объясняла это себе тем, что лигаментиа одиноко после смерти Соломеи, и он пытается хоть как-то воспол-нить ее отсутствие. Иноканоан должен был понимать, что эта потеря невосполнима, но все равно стремился к этому, так же как и Паула старалась заглушить постоянную тоску по Александру.
— Извини, если я задаю слишком личные вопросы, — сказала фэри, собираясь вновь начать рисовать.
— Нет. Это не настоящий облик, — Он встрепенулся, словно проснувшись, чиркнул спичкой о подоконник, до-стал из воздуха новую сигару и начал ее раскуривать.
— А как ты выглядишь на самом деле?
— Ты действительно хочешь это знать? — Иноканоан взглянул на нее сквозь голубоватый дым и чуть прищу-рился.
Паула прислушалась к своим ощущениям — жгучее любопытство затмевало все остальные чувства — и кивнула.
Он пожал плечами, отложил сигару, спрыгнул с подо-конника и, к удивлению фэри, стал раздеваться. Снял пид-жак, стянул через голову водолазку, разулся и, оставшись в одних джинсах, потянулся, расправляя плечи, провел обеими руками по голове от лба к затылку. И стал меняться.
Паула уронила альбом, даже не заметив этого, и обеими руками вцепилась в подлокотники кресла. То, что она уви-дела перед собой, не выглядело как человек, более того, оно никогда не было человеком.
Казалось, это высокое, почти двухметровое тело искусно собрано из кусочков кожи и плоти разных существ.
У него было узкое лицо с острым подбородком, покры-тое короткой дымчатой шерстью, глаза хищной птицы — огромные, чуть удлиненные, с золотистой радужкой и не-померно большим зрачком. Нос — загнутый клюв, отсвечивающий сталью, тонкий рот с клыками, виднеющимися из-под верхней губы. С головы на широкие плечи спускался капюшон плаща, такой же серый и бархатистый, как и лицо существа. Лишь присмотревшись, потрясенная Паула увидела на нем жилки кровеносных сосудов и поняла, что это его собственная кожа.
На мощной груди выступили узлы шрамов, образующих сложный рисунок и как будто сшивающих между собой кусочки разноцветной шкуры. Искусные сочетания оттенков от черного, отливающего в синеву, до бледно-серого завораживали, и фэри с трудом отвела взгляд от причудливого узора, В плоть предплечий были вживлены широкие полосы хитиновых пластин, словно у насекомого.
Существо было нереальным, чудовищным и в то же время прекрасным. Оно не могло быть Иноканоаном — юношей, который был когда-то человеком и любил свою сестру спорил с Миклошем, создавал иллюзии, курил сигары, любовался картинами, бережно очищенными Паулой, и от нечего делать учил ее магии.
Перед ней стояло создание древнее, как горы, чужое, не-познаваемое.
Ей хотелось немедленно схватить карандаш, чтобы зарисовать его поворот головы, блеск в хищных глазах, контур нечеловеческого тела, но она не была уверена, что сможет передать ощущение опасности, исходящее от него, несовместимости себя и его в этом мире.
— Кто же ты на самом деле, Иноканоан? — прошептала Паула, глядя на него.
— Иноканоан — это брат Соломеи, юноша, создающий Иллюзии. А я — Лигамент. Один из первых. Тот, кого создавал Основатель.
Звуки его голоса вызывали в воображении Паулы яркие ассоциации: шелест песка, текущего по каменным ступе-ням древнего здания, шорох лапок скарабеев, бегущих по плитам египетских пирамид, треск крыльев саранчи, тучей взлетающей над безжизненной равниной.
— Нас было восемь. Молох — создатель лудэра. И-Хё-Дён, тот, кого потом назвали нософоросом, Сокр — отец асиман и леарджини, Урм — повелитель лугата, Умертвь — мать даханавар, Сумеречный Волк — Форлок — предок оборотней, Шип — благодаря ему появились тхор- нисхи и я — Лигамент.
— Почему ты рассказываешь мне об этом? — спросила девушка, судорожно сжимая в руке карандаш.
Он взял стул, придвинул его ближе к Пауле, и она увиде-ла, что у этого существа два сустава в середине руки вместо одного, а пальцы гораздо длиннее, чем у человека.
С первого взгляда его движения были такими же, как у людей, и в то же время казались более плавными и стремительными. Лигамент сел.
— Мне скучно. Соломеи больше нет. Она единственная, кто связывал меня с этой реальностью. Я придумал юношу Иноканоана, у которого есть сестра, и так поверил в нее, что мне казалось, будто она есть и у меня. Теперь ее нет, и мой мИр стал очень неустойчивым, — Он замолчал, глянул искоса на девушку и велел: — Рисуй. Ты же хочешь рисовать.
И когда Паула склонилась над альбомом, перенося в него черты невероятного собеседника, продолжил:
— Я никогда больше не создам никого, подобного ей. Большую часть своих сил я тратил на постоянное поддержание двух иллюзий — ее и своего человеческого образа. Но когда произошло столкновение с Основателем, не смог удержать обе, только свою. И она навсегда ушла, развеялась в ничто, в пустоту… Я виноват в ее гибели, — Он замолчал, и в его нечеловеческих глазах мелькнула человеческая боль, — А ты такая же юная, любопытная, живая, смелая. Ты почти часть меня, так же как и она. Ты тоже мое творение. Очень давно… я создавал таких, как ты, — фэри.
Девушке хотелось спросить о многом, обо всем, вопро-сов было столько, что она чувствовала: задаст один, и он потянет за собой бесконечную цепочку.
— Что стало с остальными созданиями Основателя?
— Их убили собственные дети — кровные братья, подобные тебе. Умертвили, усыпили, парализовали.
— Но почему?!
— Боги должны выглядеть как люди, — наверное, он улыбнулся, Пауле почудилась горькая усмешка в его голосе. — Иначе их будут бояться и ненавидеть. А нам были нужны ваша любовь и доверие. У нософороса никогда не было учеников, а я, как ты знаешь, прекрасно умею создавать фантасмагории.
Паула рисовала, бросая быстрые, цепкие взгляды на его лицо, слушала, и шорох грифеля по бумаге казался продол-жением шелестящего голоса Лигамента. И все новые и но-вые вопросы и предположения теснились в ее голове.
— Я знаю о том, что кланы были разделены. Мы говорили об этом с Леонардо и Кристофом, но я не могла понять, как это произошло. Как это вообще возможно сделать?
— Это было самое начало. Хаос. Мы сами создавали историю, — Лигамент прищурился, явно наслаждаясь воспоминаниями, — Мы обращали людей и учили их только одной стороне магии. Убивали тех, у кого проявлялась другая.
