Карина Демина - Наша светлость
Она ударила так, как учил дедушка: снизу вверх и налегая всем весом на рукоять, вдавливая клинок в неподатливое тело. Кажется, слышала, как хрустит ткань и что-то внутри Гийома. Он попытался отшатнуться, но запутался в волосах Тиссы.
Рванулся, выдирая пряди. С кровью. И пусть.
— Ах ты тварь…
Красное на белом. Красиво даже. И нож остался в руке, уже не белый и не прозрачный. Скользкий только, приходится сжимать обеими руками. А Гийом не думал падать. Он стоял, трогая живот, точно не в силах поверить, что так глупо попался.
— Я ж тебя…
Шагнул к Тиссе, и она ударила во второй раз… в третий… в четвертый… она не считала. Само как-то получалось. Вынимать и бить. Снова и снова. За страх. За боль.
За то, чтобы Гавин остался жить. Монфор все равно бы избавился от него… потом, наигравшись с Тиссой. Ей бы тоже оставил открытое окно — подсказка и выход. И значит, она все сделала правильно.
Зачем-то она отползла к камину, оставляя на ковре кровяной след. Отпечатки рук и просто пятна. Нож выпал, и Тисса подобрала его. Она не может остаться без оружия! Тиссу все-таки вырвало на старую золу. И она расплакалась.
Теперь уже можно… наверное.
Когда открылась дверь, Тисса не знала, сколько времени прошло, наверное, не очень много, ведь кровь на ее руках еще не успела свернуться, — она сказала то, что должна была:
— Кажется, я его убила.
— Что ж, — ответил ей лорд-канцлер, — боюсь, это был крайне неосмотрительный поступок, леди. Теперь вас будут судить.
Юго едва не пропустил представление. Признаться, он задремал, поддавшись всеобщей расслабленности, которая случается с людьми после мероприятий длительных, отбирающих силы и физические и эмоциональные. В опустевшем зале не осталось зимы, лишь только грязь и вода, наверняка утерявшая память о том, что когда-то имела иную форму.
Замковые коридоры, погруженные в привычный полумрак, дышали покоем.
И потому вооруженные люди, которые определенно спешили куда-то, весьма заинтересовали Юго. Он не стал задавать вопросов, но просто отправился следом, стараясь держаться в отдалении.
На людях были красные плащи с гербом Кормака.
И странная безлюдность коридоров обретала новый смысл.
Юго, сумев остаться незамеченным, собирал детали чужой мозаики.
Лорд-канцлер. Свеж, бодр и очень доволен.
Тисса. Она явно не в себе. Взгляд растерянный. Рассеянный. Вряд ли Тисса понимает, что происходит вокруг. На одежде кровь — красное на красном сложно разглядеть, но у Юго опыт. И этот запах — свежей смерти — ни с чем не спутать.
Кольцо из стражи смыкается.
Уводят. Юго остается. Ждет.
Доктор. Носилки. Два тела. Мальчишка жив и пытается встать, но ему не позволяют. А вот Гийом определенно мертв. И Юго мысленно аплодирует лорду-канцлеру: такого союзника, как де Монфор, можно использовать лишь в качестве удобного трупа.
Конечно, девочку жаль… Если Юго что-то понимал, то в ближайший час ее сломают, и ломать будут грубо. Ограниченность времени влияет на выбор методов. А форсированного допроса она не выдержит. Недоучка расстроится… плохо, очень плохо. Кормак не представляет себе, на что способен расстроенный маг со склонностью к стихийным выбросам силы.
И Юго, вздохнув, принял решение.
Ее подняли. Куда-то повели. Тисса не понимала, куда именно. Она хотела остаться с Гавином, но лорд-канцлер сказал, что Гавину нужен врач, а не Тисса.
Ее ждут.
Где? И зачем?
Чтобы судить.
И стража нужна, чтобы Тисса не сбежала. Она не собирается, она понимает, что совершила убийство, а убийство не должно оставаться безнаказанным.
Лестница вниз. Длинная. Старая. Узкие крутые ступеньки, а голова так кружится… дышать почти нечем — все съедают факелы. И камень, камень, только камень вокруг. Тисса опирается на него рукой и на мгновение приходит в себя.
— Где мы?
Не отвечают.
— Я должна увидеть мужа…
— Ему сообщат.
Но это обещание не успокаивает. А Тисса начинает думать о том, что именно сообщат.
Она убила человека… взяла и убила. Ножом.
Столько крови… красное на красном не видно почти, особенно здесь, где нет света. Но ткань промокла и прилипла к коже. Мерзко. Наверное, Тиссу снова стошнило бы, если бы было чем. А так только лестница под ногами закачалась. Упасть не позволили. Подхватили, сдавили грубо, тряхнули.
— Леди, возьмите себя в руки… — Голос издалека.
И позволяют наконец присесть. Пощечина отрезвляет. Тиссу никто и никогда не бил по лицу.
— Назовите ваше имя, — спрашивает лорд-канцлер. Он ведь знает, но, наверное, по протоколу положено. Тисса в суде. Так быстро?
Страшное место. Снова камень, и чувствуется, что его много вокруг. Скала проглотила Тиссу и всех этих людей, которые спрятались в зале, думая, что это они используют скалу.
Люди знакомы. Тисса видела их прежде, но издали.
Древний старик, который дремлет, обняв трость, — лорд Оукли.
Человек в бархатном сюртуке, наброшенном поверх грязной рубахи, — лорд Грир.
А тот, что с бутылью вина — прижимает к груди нежно, поглаживает длинное горлышко и небрежный жест этот вызывает рвотный спазм, — лорд Фингол. И Саммэрлед здесь же… Кэден и Нокс… Все они собрались здесь, чтобы судить Тиссу? И приговорить, ведь совсем рядом с Тиссой, внимательно разглядывая, словно заранее пытаясь определить, сколь много возни с ней будет, устроился лорд Хендерсон. Палач.
— Ваше имя. — Окрик заставляет Тиссу вздрогнуть.
— Тисса… — Она хотела назвать имя отца, но вспомнила, что вчера — это было так давно! — получила новый род и новое имя. — Тисса Дохерти.
Она сидит на табурете, который слишком мал и почему-то неустойчив, и Тиссе приходится делать усилие, чтобы сидеть ровно. Но, как ни странно, это усилие не позволяет ей вновь сорваться в слезы.
Семь мормэров… восемь, если считать с лордом-канцлером, собрались, чтобы рассмотреть ее дело. И единственное, что Тисса может, это вести себя достойно.
— Сколько вам лет?
— Шестнадцать.
Лорд Кормак не стоит на месте. Он обходит лордов, касаясь каждого, и лорды кивают в ответ на прикосновение, словно соглашаясь с чем-то. Лишь Хендерсон остается недвижим. Он словно спит с открытыми глазами.
— Леди, чему вы улыбаетесь?
— Я?
Разве Тисса улыбается? Она совсем не чувствует своего лица. И трогает щеки, пытаясь понять, правду ли сказал лорд-канцлер. Пальцы бурые какие… все еще липкие.
— Вы, леди. Вас так развеселила смерть де Монфора? За что вы убили его? Его ведь убили вы?
— Да.
Глупо отрицать очевидное.
