Людмила Астахова - Теперь или никогда
За этими рассуждениями, озабоченный более всего тем, чтобы себя не выдать ненароком в оживленной беседе с хитроумной шуриа, Эгнайр даже не сразу понял, что с его соседом что-то не так. Пока тот, хрипя и задыхаясь, не навалился прямо на юношу.
– О! – вскинулся студент и отчаянно заколотил в стенку экипажа. – Остановите карету! Слышите?! Немедля остановите!!!
Но пока возчики его услышали, да пока осадили лошадей, у пассажира – бледного мужчины с одутловатым нездоровым лицом, всю дорогу жаловавшегося на боль в левой руке, – успели посинеть губы. Дамы заохали, запищали, мужчины вытащили несчастного из кареты и уложили на траву, но все было кончено очень быстро. Расстегивали жилет и развязывали шейный платок уже на покойнике, и прысканье водой в лицо тоже не помогло, равно как и нюхательные соли. Эгнайр почти сразу понял, в чем дело. Разрыв сердца – впрочем, товарищ по кружку под именем Лекарь называл эту болезнь, помнится, как-то по-иному, но стародиллайнский зубодробительный термин тотчас же вылетел у Эгнайра из головы. Да это и неважно. Ни к чему будущему гражданскому тиву заучивать названия болезней – хватает головной боли с одним лишь запоминанием необходимых ритуальных речитативов. Там тоже… такого наворотили, что язык можно завернуть в узел, пока выговоришь.
Кстати, о ритуалах. Господин Акэлиа тоскливо огляделся. Возчики выпрягли одну из лошадей, и молоденький форейтор уже седлал ее, чтобы скакать в город и сообщить о покойнике. Пока доложит, да пока найдется телега… А обряд, хочешь или не хочешь, проводить надо! Больше-то все равно некому.
«Интересно, зачтут ли мне это за практику?» – хмуро подумал Эгнайр, роясь в своем саквояже в поисках тивской головной накидки. А, вот же она! Что там еще нужно для ритуала? Покров на лицо покойного… а, платком обойдемся! Главное – не сбиться и не перепутать слова в архаичном древнедиллайнском бормотании. В конце концов, это же работа, и ее надо сделать хорошо.
Спутники по разным признакам гадали, жив ли несчастный или помер, – они прислушивались к сердцебиению, щупали пульс, подносили к его носу карманные зеркальца, а Джона сразу все поняла. Она зрила дух новопреставленного, так же как остальные пассажиры злополучного дилижанса видели его бездыханное тело.
Будь он шуриа… Душа Третьего шагнула бы в объятия Джезима – нырнула в студеные воды крошечного ручейка, рассыпалась в траву мельчайшими зернышками птичьего горца, срослась с кустом жимолости.
Будь он ролфи, рука помнящего зажгла бы «родительский» огонь, указующий дорогу через снежные равнины к Оддэйну.
Думать о том, что сталось бы с диллайнской душой, Джоне не хотелось. И все же для нее тоже имелся свой скорбный путь.
Но душе полукровки не нашлось места ни в чьих чертогах, нет ей тропы, и не будет посмертия.
«Как же так?! Почему? За что?» – вопрошала покинутая душа.
Взывала к Предвечному, но тот, разумеется, не отвечал. Умоляла о прощении, но никто не слышал. Кроме шуриа, которая не могла помочь при всем желании. И пусть радуется тот, кому не дано слышать, как рыдает обреченная душа. Будущему гражданскому тиву, можно сказать, повезло – он оставался глух. Молодой человек с недовольным видом достал из саквояжа полотняный капюшон, надел его себе на голову, носовым платком прикрыл лицо мертвеца и стал читать канон «Уход смиреннейших».
– И никто не услышит в ночи наш уход, ибо тих он совсем и беззвучен. Но одни только скажут печально: «Почил», а другие добавят: «Не дышит». Растворимся, исчезнем, растаем во мгле, ни о чем не печалясь, не плача…
Аластар говорит, когда-то давно, когда диллайн еще не отреклись от Меллинтан, это была песня. Очень красивая и очень грустная – о том, что рано или поздно ждет всех людей, о смерти и уходе. Смерть, она вообще-то невыразимо грустна. И когда поешь «Уход», то печаль до боли сжимает горло.
Эгнайр же повторял заученные слова монотонно, и голос его больше всего напоминал мерный стук парового молота. Архаичный диллайнский – сложный язык, там важны интонации, поэтому, чтобы понять смысл слов канона, требуется еще пробиться сквозь резкий ролфийский акцент. Но отчего же в устах тива Удаза все звучало так проникновенно? Может быть, потому, что янамарский преподобный верил, а Эгнайр Акэлиа – нет?
– …Ты один мне опора и Ты мне залог, что однажды вернусь я обратно.
Никто и никогда уже не доведается, как прожил жизнь безымянный пассажир дилижанса и отчего оказался в свой последний час столь одинок, что не нашлось ничего ценного, удерживающего его душу в этом мире, но едва Эгнайр окончил чтение канона, как дух стал медленно таять, подобно туману. Полностью осознавая свой уход, прощаясь навсегда.
А Джоне осталось лишь завороженно глядеть на самую страшную трагедию – на развоплощение души. И слышать ее последний горький стон.
И когда серебристое свечение погасло, мироздание стало беднее.
Древних диллайн следовало бы перевешать за один только их щелкающий, клекочущий, какой-то совершенно птичий язык! Эгнайр сколько раз читал каноны, что отходные, что приветственные (для новорожденных), столько раз негодовал и мысленно плевался. Ну в самом деле! Отчего тив Алезаднез, глава так называемого Малого Эсмонд-Круга (хотя это еще разобраться надо, который Круг теперь стоит считать Малым – конфедератский или же имперский!), проводя столь радикальные реформы, не учел этот важный момент? Язык ритуала должен быть понятен обычным людям! Да-да, тем самым, из чьих карманов взимаются налоги на религиозные нужды! А что, к примеру, пассажиры дилижанса могут понять из этого чириканья, которое и сам-то будущий гражданский тив разбирает через слово?
Нет, в новом исправленном мире, конечно же, поначалу без ритуалов будет не обойтись. Обряды – важная часть жизни обывателя. Он, обыватель, приучен к церемониям, и резко лишать его их – все равно что отбирать бутылку у пьяницы. Рождение, брак, смерть – все должно быть не только ясно и четко, но еще и красиво. Опять же, и статья дохода немалая, ведь за каждую подобную церемонию с граждан берется плата…
Кстати! А кто заплатит за отправление обряда над этим гражданином, а?
Эгнайр незаметно поморщился и едва не сбился в своем речитативе. Тьфу! Работать бесплатно – это нарушение всех мыслимых правил, это, в конце концов, незаконно! Ведь ему еще и налог придется платить!
«Никуда не денешься, – хмуро подумал юноша, раскрывая ладони в ритуальном жесте «освобождения» – дескать, лети, душа, к Предвечному! – Сразу же по приезде в Ициар отправлюсь в Регистрационную палату и зубами выгрызу у них деньги! А если потребуют свидетелей предъявить… так вот хотя бы госпожу Элир на них натравлю».
