Наталья Ручей - К черту! Но если ты сделала все эти глупости…
— Ты — моя марионетка. Я управлял тобой, как хотел. Потоки силы то просыпались, то утихали. — Смешок. — Я физически не мог всегда находиться с тобой рядом. Но я старался. И тогда ты была великолепна. Могла разрушить стену, считывать мысли, устанавливать блок, которым так гордится император.
Последняя фраза прозвучала с горечью, а следующая с фанатичным ожесточением:
— Но все это — я! — Смех. Приятный, несмотря на хозяина. — Я!
Еще одно перышко распрощалось с крыльями.
— Тот, на которого никто не рискнет сделать ставку.
У нее не было братьев и сестер, ну, четверть века она думала, что не было, а потом появился брат и она надеялась, что когда-нибудь сможет сблизиться с ним, сможет понравиться. Лэйтон, конечно, давал понять, что она не нужна ему, но она видела, как он одинок и надеялась, что когда он узнает ее чуть лучше, когда поймет, что она вовсе не посягает на империю, они найдут общий язык. Вот и сбылось. Почти. Он болтал, и довольно много, только каждое слово обильно переливалось желчью. А она, не любящая говорить, молча слушала.
Слепой не заметит сложные отношения между ним и императором, но Вилла не думала, что способствует их ухудшению. Да, жила в Ристет несколько недель, да, не подчинялась приказам императрицы и не позволяла Лэйтону строить рядом с ней неприступного принца, но чем заслужила удар в спину?
Тем, что с крыльями, но не птица, и не ей летать высоко? Но разве не лучше Лэйтону, что она покинула замок? Не спокойней, что предпочла тихую обитель императора — городу демонов?
Нет, она не понимала, чем заслужила ненависть Лэйтона.
— Почему? — удалось выговорить непослушным языком. Казалось, он разбух и занял собой весь рот. А, может, он изменился? Тоже? И если его высунуть, то увидит, что вместо одного, их два?!
Но ей больше не было страшно. Все страхи, прежние, казались надуманными, пустыми, и ничем по сравнению с дикой реальностью. Она — убийца, единственный брат ее ненавидит, мать, если увидит, застынет от ужаса, а отец… Пожалуй, она заменит для него Лэйтона и станет той, на которую не делают ставок.
— Действительно. Почему? — съязвил Лэйтон, услышав ее смешок. Дунул ей в ухо. — Может, по праву первого? И еще потому, что могу? И еще потому, что не верю в предсказание, из-за которого император потрахивал твою мать? Ты — никто! Просто старая конопатая девственница. И твой дар… Где он? Ау? Где он? Сметающий все на своем пути, строящий новую империю. Нет. Его нет. — Прищелкнул языком. — Но ты убрала с моей дороги монстра и за это тебе мое искренне братское спасибо. Уж сколько я бился над ним — живуч, черт!
Прежде, чем Вилла успела предупредить Лэйтона, почувствовала ударную волну, трепыхание, вскрик, вовсе не мужественный, что-то насчет помятых манжет, и вкрадчивый голос Адэра за спиной:
— Тебя никогда не предупреждали: не поминай всуе?!
С этой фразы началось ее знакомство с чертом, и с этой же черт знакомится с ее братцем. Династия, что не говори.
— Манжеты! Манжеты помнешь! — возмущался Лэйтон. — И хвост убери с начищенных ботинок, ты… Черт! Да отпусти же! Черт!
Шипение, треск, запах гари, минутная тишина и встревоженный голос Адэра, когда вернулся после телепортации:
— С тобой все в порядке? Он ничего не успел тебе сделать?
Он — кто? Он — Дон? Или он — Лэйтон?
Руки Адэра сжали плечи, попытались развернуть, но она увернулась.
— Вилла…
— Оставь меня.
— Я никуда без тебя не уйду.
— Мне нужно побыть одной.
— Обещаю, я дам тебе такую возможность.
Он думает, что все под контролем. Думает, она с готовностью пойдет с ним. Его даже не волнует, где Дон, что с ним случилось, а, впрочем, и не должно волновать.
— Пожалуйста, уйди.
— Нет.
— Если ты думаешь, что я боюсь возвращения Лэйтона… — Новый подход, чтобы уговорить.
— Он не скоро вернется. — И новый промах.
Ее не должна волновать судьба лицемерного братца, но вопреки логике волновала.
— Он жив?
— Да.
— Где он?
— Там, где вход и выход открыты только для черта.
Хм, ясно, вернется, если Адэр ему позволит. Почему-то хотелось смеяться, и обнять черта, и хохотать, и плакать, и приказать убираться! Но вот беда: она больше не может, даже не щелкнув пальцами, стирать стены в крошку. Не может блокировать мысли, не может управлять сознанием. Она — обычная конопатая старая девственница, как сказал братец, впрочем, и его подвел суперпауэр. Интересно, почему потоки позволили Адэру одержать над Лэйтоном верх? Оказались слабее черта? Или по какой-то причине не захотели сопротивляться?
— Ты можешь отрицать сколько угодно, но нас тянет друг к другу.
Да, можно отрицать. Да, тянет. Но теперь это не имеет смысла.
— И я не позволю тебе отдалиться, пока не выясню, что это такое.
Нотки в голосе черта угрожающе-страстные, но в данной ситуации не возбуждали, а только смешили.
— И как ты собираешься это сделать?
— Ты ляжешь в мою постель. Со мной. Как и хотела. И мы выясним вместе. У нас нет с тобой другого выбора, чтобы унять это наваждение.
Он говорил так спокойно, будто был уверен, что теперь между ними никто не стоит, но он не мог знать, что Дон умер, его не было в тот момент. Потому что если бы он был здесь, если бы видел все, голос звучал совсем не так, да и слова не лились горьким медом.
— Детали обсудим после, — ее молчание Адэр принял за согласие. — Сейчас тебе слишком плохо, обряд и все такое. Но ты сама сделала мне предложение, помнишь? Я согласился. Обратной дороги нет, котеночек.
Он не уйдет сам.
— Ты не уйдешь, правда? — спросила вслух, и почувствовала улыбку и нежное прикосновение к шее. Он прикасается к ней. Нежно. Пока еще. Ну, что ж, хорошего понемножку. Чем быстрей она покончит с фарсом, тем лучше. Адэр не хочет ее. Он хотел ее раньше. А сейчас…
Пусть смотрит во что она превратилась!
Пусть убирается!
К черту!
Набрала в грудь воздуха, и обернулась, с напряженной улыбкой наблюдая, как красные глаза Адэра, сверкнув, расширяются от ужаса. Надрывно рассмеявшись, Вилла перекинула через плечо темно-коричневые волосы, так не идущие ее новому облику, и сымитировав старческий голос, подчеркнувший испещренное глубокими морщинами лицо, крякнула многообещающе:
— Да будет так!
Сердце, сделав глухой удар, залегло в спячку. Мечты сбываются: она стала истинной легал, и будет жить долго и счастливо, лет двести, пока смерть не восстановит справедливость и не вернет ее Дону.
— Кто сказал, что я отпущу тебя? — усмехнулся черт. — Тем более, что только что ты сама пообещала остаться.
Вилла ошеломленно покачала головой. Это морок, не реальность, морок: Адэр не убежал, не отвернулся в презрении, не притворился вежливо-незаинтересованным в продолжении их странных и невозможных теперь отношений.
