Павел Корнев - Повязанный кровью
– Запретить вам пить я не могу, но помните: вы головой отвечаете за весь отряд. – Человек в монашеском одеянии развернулся и направился к лестнице.
– Да помню я, помню, – добродушно пробурчал ему в спину капрал, а когда тот уже не мог его услышать, гораздо более зло заметил: – Только твоя ответственность побольше моей будет.
– Обедать когда изволите? – угодливо осведомился у него Шутник.
– Если через час на столах ничего не будет – можешь сам петлю на веревке завязывать.
– Эй, хозяин, чего у тебя на двери желтый крест намалеван? – заорал с лестницы один из кавалеристов. – Какая зараза у тебя там схоронилась?
– Не знаю, – начал весьма натурально заламывать руки Габриель, за свою жизнь успевший перевидать немало трактирщиков и содержателей прочих доходных мест. – Только заехал постоялец, как красной сыпью обнесло. Но он у нас даже покушать не успел, с собой заразу принес. Господом богом клянусь!
– Ну ежели кто из моих парней тоже в крапинку станет, ты не только узелок завяжешь и петлю на шею наденешь, но и с табуретки сам спрыгнешь, – без малейшей усмешки в голосе пообещал капрал.
– Господин капрал, нам бы с утреца за харчами съездить, – заискивающе заглянул ему в глаза Шутник. – А то гостей вечером кормить нечем будет.
– Еще чего! Смотрите у меня – со двора ни ногой! – гаркнул на Габриеля капрал и отправился на второй этаж. – Эй, Джонни, бегом на двор. Сэм, спускайся, внизу караулить будешь.
Я только подивился выдумке Арчи. Желтый косой крест – знак заразы. В здравом уме в комнату с Бернардом теперь никто не сунется. Главное, чтобы тот сам, очнувшись, не вышел.
– Арчи, – заскочил на кухню я, – ты дверь заколотить успел?
– Я клин под дверь засунул. Ты мне скажи лучше, что нам на стол подавать.
– А может, ну его? Бежать надо, – заскочил в дверь и сразу же подбежал к окну Габриель. – Когти рвать пора, не то, когда мятежники вернутся…
– Куда бежать? Нагонят. А не нагонят, своим весточку передадут, и нас на дороге прихватят, – перебил его Арчи. – Нам бы хоть трупы куда спрятать, так нет, никуда их из подвала не перетащить…
– Поздно дергаться, – поглядывая в обеденную залу через приоткрытую дверь, заявил я. – Красные кошки караульных выставили.
– И что делать? – прислонился к стене спавший с лица Шутник.
– Сейчас накормим их, может, отбрешемся, – пожал плечами Арчи.
– Вы вот что – пока насчет обеда мозгуйте, а я приду сейчас. – Выскочив с кухни, я опрометью бросился во двор и заскочил в заросли крапивы, где утром мне привиделись цветки болиголова. Так и есть – вот они! Наскоро обкорнав под самый корень стебли нескольких кустов, я с важным видом прошел через обеденный зал, куда уже начали подтягиваться проголодавшиеся кавалеристы.
– Помогай давай, – зашипел на меня Шутник, который выкладывал на разогретую сковородку шипевшие полоски раскромсанного окорока.
– Отвали, – послал его я, высматривая ступку или что-нибудь подобное. – Арчи, тащи сюда бочонок кишкодера.
– Это что у тебя? – уже принеся настоянный на травах самогон, поинтересовался здоровяк.
– Сюрприз для наших постояльцев, – растирая в кашицу цветки, ухмыльнулся я. – Самое большее часа через полтора подействует.
– Снотворное?
– Ага, чтоб вечным сном уснули.
– Отравление почувствовать успеют?
– Они ночь не спали, так что не должны. – Закончив с цветами, я, старясь, чтобы стекающие в ступку капельки сока не попадали на кожу, занялся листьями и стеблями.
Арчи и Габриель принялись кашеварить, а я, набрав, как мне показалось, достаточное количество ядовитого сока, вылил его в бочонок кишкодера. Немного подумал и сыпанул щепоть измельченного чертова корня, который почти моментально растворился. Вообще-то никакой необходимости в нем не было, но дурманное зелье лишним не будет. Все не так быстро отравление почувствуют. Да и по крови яд быстрее разойдется.
Самогон, прямо скажем, отвратительный, посторонний привкус никто не почувствует. И не откажется ведь никто от дармовой выпивки – кого-кого, а трезвенников среди солдат считай что и нет. Вот с монахом придется что-то делать, этот поборник трезвости нам всю малину испортить может.
– Долго еще нам ждать, пока вы пожрать принести соизволите? – рявкнул заглянувший на кухню капрал, но, заметив уже приготовленный бочонок с кишкодером, сменил гнев на милость. – Давайте живее уже!
Арчи и Шутник кинулись накрывать на столы, я вынес бочонок самогона и вернулся на кухню за кружками. Пока все шло просто замечательно: зевавшие кавалеристы спустились на обед все как один, и только монаха не было видно. Надеюсь, этот тип и вовсе не появится – если кто и сможет учуять подвох, так только он.
Голодные солдаты мигом смели со столов, надо сказать, скудноватое угощение и в один присест расправились с бочонком кишкодера. Кто-то уже начал намекать на продолжение застолья, но капрал тут же разогнал всех отсыпаться, оставив лишь по караульному на первом этаже и на улице у конюшни. Излишней самоуверенностью этот служака не страдал и хотел быть готовым к любым неожиданностям.
– И что теперь? – убирая со стола объедки, тихонько поинтересовался у меня Арчи.
– Час, самое большее два. – Выкатив из-под стола пустой бочонок, я пинком отправил его к кухонной двери. Осоловело уставившийся в открытое окно кавалерист, под рукой у которого лежал взведенный легкий арбалет, вздрогнул, оглянулся и вновь облокотился на широкий подоконник.
– А если неладное почуют? – забеспокоился Шутник.
– Будешь насчет заразного постояльца байки травить, – предположил я.
– Какая разница? Все равно вздернут, – скривился тот. – Когти рвать надо.
– Отстань, – отмахнулся я.
Минут через пятнадцать Арчи закончил протирать столы и присоединился к нам на кухне. Кавалерист к этому времени закрыл ставни и уселся рядом с входной дверью.
– Бежать надо отсюда, – повторил свое предложение Габриель. – Как бы потом поздно не оказалось. А ну еще кто нагрянет?
– Думаешь, тебя отсюда выпустят? – Арчи выглянул в приоткрытую кухонную дверь на широко зевнувшего караульного. – Без лошадей далеко не уйти. Придется ждать.
– Кейн, сколько ждать-то? – вновь пристал ко мне Шутник.
– Уже недолго осталось, – с большей уверенностью, чем испытывал сам, заявил я.
– Ну и как мы узнаем, что пора?
– А по вот этому караульному и узнаем, – кивнул я на боровшегося со сном кавалериста, и мы все втроем уставились на него.
А с ним действительно вскоре начало твориться что-то неладное: он постоянно вертелся на скамье и, несмотря на расстегнутый ворот колета, никак не мог отдышаться. Под конец солдат не выдержал и поднялся на ноги, но сразу же растянулся на полу. Вместо крика из его горла вырвался лишь хрип, и, как ни пытался караульный залезть обратно на скамью, отнявшиеся руки и ноги отказывались ему повиноваться.
