Ирина Котова - Королевская кровь-4
В конце концов, герцог Дармоншир просто сбежал. Ему нужно было хотя бы двадцать минут покоя, а дом был заполонен гостями. Он прошел в заднюю половину, за библиотеку — там была каморочка, в которой можно было посидеть покурить в одиночестве и дверь которой так хитро была спрятана в углублении стены под лестницей, вдали и от коридоров, и служебных помещений, в темном закоулке, что туда редко кто заглядывал.
Он уже достал сигарету, ускорился, оглядываясь — не увидит ли кто, открыл дверь — и тут же закрыл ее, чертыхнувшись и надеясь, что его не заметили.
Там, у стены, его величество Луциус очень недвусмысленно прижимал к деревянным панелям какую-то даму. Люк поморщился, жалея королеву, быстрым шагом пошел обратно. И остановился, рубанул рукой по стене.
На женщине, обхватывающей короля ногами за бедра, были прелестные сине-серебряные туфли, словно покрытые морозными узорами.
Там же, в коридоре, Люк и закурил, прислонившись к стене, слушая приглушенный шум бала — если кто из любопытных гостей решит заглянуть сюда — надо его перехватить и увести. И он стоял и выпускал дым, глядя на противоположную стену, и было в лавине поднявшихся эмоций что-то неожиданно детское — то ли растерянность, то ли обида, то ли отвращение, щедро замешанные на стыде.
— Мда, — пробормотал он себе под нос, — взрослые же люди…
Через четыре сигареты дверь каморки скрипнула, и оттуда появился свежий и бодрый его величество Луциус. Увидел герцога — но шаг не замедлил. Подошел. Достал портсигар — и Люк молча прикурил ему.
— Осуждаешь? — произнес король через несколько секунд, повторяя вопрос, который задавал на охоте. — Или считаешь, что я оскорбил твое гостеприимство?
Его глаза были темными, сытыми, и голос был расслабленным, низким. Люк поморщился. Он много чего хотел бы ответить, но не стал, пережидая первый всплеск злости. Инландер спокойно глядел на него, покуривая, и ждал ответа.
— Ни в коем случае, — с легкой язвинкой ответил герцог. — Я слишком люблю матушку, да и не по рангу мне оскорбляться, ваше величество, — Люк красноречиво взглянул на сюзерена, — раз уж вы не сочли свои действия… неосторожными.
Инландер хмыкнул.
— Тебе ли не знать, Лукас, что осторожность иногда уходит на последний план. Пойдем, проводишь меня в зал. Не стоит смущать твою мать. И не суди — ни меня, ни ее.
Люк глубоко вздохнул, зло смял тлеющую сигарету и снова промолчал. Прав Луциус, не ему их судить — после того, как он сам столько раз терял голову рядом с Мариной. Стоило жизни один раз ткнуть его в зеркало — и опасность, которой он подвергал принцессу Рудлог, стала очевиднейшей. Самое смешное, что он и сейчас не был уверен, что это знание убережет его от будущих безумств.
В бальный зал они вошли так, будто только вернулись с прогулки по дому. Его величество подошел к сидящей на удобной софе королеве, окруженной сопровождающими их придворными, что-то сказал ей, и она согласно кивнула. Люк повернул голову — рядом с ним встала Ангелина Рудлог, такая же безмятежная, как в начале бала.
— Я доволен тем, как вы устроили все, Дармоншир, — высокомерно сказал король Инляндии. — Мы удаляемся. Ее величество, — он кивнул на все еще сидящую супругу, — быстро утомляется на подобных мероприятиях. Принцесса, — Ани склонила голову, — с вами и вашим женихом мы вскоре встретимся на свадьбе вашей сестры.
— Буду счастлива, ваше величество, — благожелательно произнесла Ангелина — и после всех церемониальных раскланиваний королевская чета удалилась. Гости провожали их реверансами и поклонами, за которыми скрывалась немалая радость — Луциус никогда не оставался на торжественный обед, а танцы длились уж давненько, все успели проголодаться и ждали отбытия монарха.
— Позвольте, я провожу вас к обеду, — произнес Люк, целуя невесте руку, — а потом мы свободны, ваше высочество. Пора — еще немного, и грызть начнут нас.
Ани снисходительно посмотрела на него — мол, опять шутить изволите? — и кивнула.
Слуги распахнули высокие двери обеденного зала, и хозяин Дармоншир-холла повел принцессу к накрытым столам. За ним гордо вышагивал лорд Кембритч-старший, сопровождая спокойно улыбающуюся леди Шарлотту. Люк галантно помог сесть невесте, посмотрел на мать и отвел глаза. Ему было неловко.
Кавалеры сопровождали дам к столу, звучала легкая музыка, кушанья пахли так вдохновляюще, что после церемониальной передачи хлеба вокруг стола и поднятия бокалов за хозяина дома, воцарилась несветская тишина, прерываемая только тонким звоном приборов и шуршанием рукавов о скатерти.
После обеда его светлость поблагодарил гостей за посещение Дармоншир-холла, выслушал ответные благодарности, попрощался — это было не очень вежливо, но герцогский титул, как и королевский, позволял подняться над этикетом. Проводил Ангелину Рудлог, снова рассыпавшись в комплиментах, поднялся в свои покои — и долго еще валялся в кровати прямо в костюме, хмурясь и пытаясь понять, что же его царапает. Но мысли в строй не становились, и он, как обычно, отложил отмеченные странности в сторону.
Хотя кое-что он мог выяснить прямо сейчас. Несмотря на то, что приличнее всего было сделать вид, что он ничего не видел.
Внизу еще гремел бал, а леди Шарлотта уже сидела перед зеркалом в пеньюаре и расчесывала влажные волосы. Люк подошел к ней, наклонился, поцеловал в макушку. Мать выжидательно улыбнулась ему.
— У тебя роман с Луциусом? — прямо спросил Кембритч.
— С чего ты взял? — удивилась графиня. Рука ее даже не дрогнула.
— Неудачно решил покурить в каморке под лестницей, — Люк посмотрел на нее в зеркало — мать остро взглянула на него, чуть покраснела, но продолжила спокойно двигать расческой, и рука ее даже не дрогнула. — Давно у вас?
— Милый, — с сердцем сказала графиня Кембритч и положила расческу. — Я всегда была верна Джону. С Луциусом я начала общаться только после твоего возвращения. Вот и дообщалась… до сегодняшнего. Он, — она вздохнула, — умеет быть неотразимым, когда надо.
Люк сел в кресло рядом с зеркалом и вытянул ноги. Повертел в пальцах зажигалку.
— Я себя чувствую шизофреником, мам. Скажи мне, Кембритч точно мой отец?
Леди Шарлотта повернулась и удивленно глянула на сына.
— Совершенно точно, — твердо сказала она. — Что ты придумал, Люк?
— Я не понимаю, — произнес он медленно, — откуда такая благосклонность короля. Это с самого начала вводило меня в недоумение, мам. Я бы мог подумать, что он так выделяет меня, потому что у вас давняя связь, но раз ты утверждаешь, что ее не было… Луциус говорил, что действует, исходя из обещания, данного деду, и я принял это объяснение — хоть за исполнение долга он взялся слишком активно, и слишком добр ко мне, если судить по его отношению к другим аристократам. Но сейчас я в растерянности.
