Андрей Кедрин - Художники смерти
Но ушел я так, словно только ждал подходящего повода. Эта мысль заставила даже чуть сбросить скорость, с тем, чтобы ухватиться за ее кончик и размотать дальше. Любил ли я свою дикую спутницу? А тех, что были раньше? А ту, выручать которую я так стремился, чью просьбу выполнил, не задумываясь, ради которой решился на поединок с Сержем? Я произнес про себя их имена — такие разные, потом образы — каждый уникальный, каждая была настоящей находкой, каждую можно было полюбить… Вместо этого была нежность, признательность, долг… да, да, странное и необъяснимое чувство долга двигало мною так часто, что я сам стал воспринимать его как некий заменитель дружбы и привязанности.
Они были рядом — каждая в свое время. Мы помогали друг другу, а потом внезапно расставались — и мне не оставалось ничего. Ни сожалений, ни желания вернуться. Наши мгновения счастья на двоих были прекрасны, каждое — по-своему, но они проходили, и ни одно не хотелось удержать. Не было никогда и этого, столь знакомого каждому человеку волнения при встрече со спутницей, не было перехватывающего горло теплого трепета души от одного нежного прикосновения. Я продал ее. Продал душу себе самому, чтобы заполнить силой освободившуюся — и, как оказывается, большую полость.
Но боль пришла. Так болит, как говорят, ампутированная нога — уже и нет ничего, и оттого страшно, потому что нечем унять эту боль. Грудную клетку словно выворачивало на изнанку, я сжал руль, чтобы удержать машину на дороге. Судорога согнула тело пополам, легкие отказывались расправляться, наполняясь воздухом. Бороться за этот глоток уже не хотелось — словно отключились инстинкты, уступая внезапному, захватывающему и непонятному отчаянию. Уже со стороны я увидел, как «Нива» вдруг свернула с дороги и нырнула в кювет.
Ночь была удивительно хороша. Земля отдыхала в тишине — ей предстоит проспать еще не один месяц, прежде чем сойдет снег. А мой отдых, кажется уже наступил. Я не удивился ощущениям — выход из тела стал таким же обычным явлением, как и схватки с опричниками. Теперь, впрочем, было непонятно, что осталось от меня — все энергетические тела или только воспоминания? И долго ли они будут висеть над пустынной дорогой? Это впрочем, меня волновало не больше, чем биолога судьба экспериментальных ростков пшеницы — выживут, напишем «плюс», нет — «минус», один черт, зарплату получим вовремя, а семян все равно еще два мешка.
— Не сметь! — Недолго же длилось мое одиночество. Впрочем, я не сомневался, что Ольга не даст мне спокойно отойти в иные миры. Странно только, что она так быстро отреагировала на эту попытку.
— Пожалуй, это все же мое дело… — Я не вижу ее, есть лишь четкий след испуга и беспокойства. Причем чувствуется, что длятся они уже достаточно долго. Видимо, Ольга в трансе и пытается дотянуться до меня уже некоторое время.
— Я не отпущу тебя.
— Разве такое возможно? — Разум подсказывает, что однажды я сам этим уже пользовался, пусть и не осознавая, общался с уходящей от меня напарницей. И вернул ее — пусть ненадолго. Но Ольга — зачем ей это, я не хочу больше воевать, ни за себя, ни за покой и процветание всех других. Не потому что я боюсь — мне все равно, что будет дальше. Но непонятная сила тянет к земле, словно запихивая в кабину автомобиля. Машина цела — лишь застряла в кювете. Со мною тоже все в порядке, только болит голова от печного угара.
Тремя часами позже она распахнула дверь моей квартиры, не дожидаясь звонка. Ольга просто стояла и смотрела на меня. Ей не было нужды прощупывать ауру — слишком хорошо мы узнали друг друга. Она не спрашивала и не читала нотаций, просто подождала, когда я поднимусь по лестнице, и посторонилась, давая пройти.
— Зачем? — Я не выдержал первым.
— Я могу задать такой же вопрос, но не буду. Ты не нашел то, чего хотел, верно? Она — это не все то, что ты хочешь?
— Как ты думаешь, мы и вправду прокляты кем-то свыше?
— Пора бы знать, что нет «где-то там» существа, которое отмеривает грехи и мучительно высчитывает на бумажке «так, этот зарвался, убавим-ка ему лет жизни, а этот молодец, надо его от простатита вылечить, заслужил… о-о-о, этому гаду вообще пора кирпич на голову уронить…», нет и не было никогда! Мы берем то, на что хватает сил, до чего способны дотянуться. Бывает, что это все ломает нам хребет — ну что же, сами значит, виноваты… Не ты ли говорил мне нечто подобное — и совсем недавно?
— Да… — Мне вспомнилась сухая степь и плачущая на плече не ведавшего крови следопыта опытная охотница. Но казалось, это было даже не два года — две жизни назад. — Но скажи, почему ты возвращаешь меня? Почему ты остаешься рядом?
— Стоит ли? — Она отвернулась на мгновение, чтобы задвинуть засов на двери. За это время ее мысли метнулись маленьким вихрем и улеглись в ряд. — Семьдесят три и пять к одному.
— Что?
— У меня было время вспомнить. За время охоты я взяла семьдесят три добычи, не считая тех, что застрелила, и завербовала пять рекрутов. Но полюбила только одного — кому не понравились мои пирожные. — Я прислонился к стене, пытаясь, словно кусочки головоломки, уложить воспоминания и мысли об этой девушке.
— Почему ты сказала об этом только сейчас?
— А ты бы пришел ко мне сегодня, если бы я сделала это раньше? Ставить ловушки — моя профессия, скрадывание — моя жизнь. На охоте выигрывает не только меткий, но и тот, кто умеет ждать, когда жертва окажется рядом.
— Но ведь я… это получилось случайно… или нет?
— Я не травила тебя приворотным, а Нору — отворотным зельем. Просто я знала — тебе больше некуда идти. Не делай удивленные глаза, это действительно так. Ты никому не верил, никого не любил — я принимаю тебя и таким, и это ты понимаешь, даже не отдавая себе отчета. Ты придешь туда, где тебя всегда примут, неуверенного, раненого или ослабевшего. И приму я тебя не потому, что спускаю тебе слабости — я знаю тебя другим. А слабость и болезни — это временно.
— Спасибо. — Что еще мне оставалось сказать. Она не ждала ответных признаний, и уже за это я был благодарен. Великолепный охотник, она знала, что посланный мне сейчас комочек тепла оставит большую зарубку в памяти. И она может рассчитывать на многое в ответ. — Может быть, перекусим?
— Есть холодный картофель, сырокопченая колбаса и салат из свежих овощей. Кофе сейчас поставлю. — Меню было очень знакомым. Время наше снова вернулось. Ловушка захлопнулась.
Немного погодя я смотрел а нее, тихо спавшую на диване. Она словно отключилась сразу же после ужина… или, точнее, раннего завтрака. Силы у охотника хватало на несколько бессонный ночей, но в приглушенном свете комнаты я видел темные круги у нее под глазами. Внешне с ней все было в порядке — но эта, казавшаяся такой расчетливой охотница впервые за несколько дней успокоилась. Засада, о которой она говорила, далась ей тяжелее, чем она хотела показать. Пообещать бы ей… совсем немного по сравнению с тем, что она сделала. Я осторожно опустился рядом и провел рукой по теплым волосам. Губы чуть дрогнули — она словно еще расслабилась во сне. На одной из полок шкафа я нашел плед и набросил на спящую, а сам отошел к окну, за которым была только ночь.
