Виталий Держапольский - Халява
— Вот и отлично! Сколько я валялся без памяти?
— Не знаю, — ответил Кузнецов. — Все так стремительно меняется. Но с тех пор, как я тебя нашел, и в моей голове немного прояснилось, прошло где-то около месяца.
— А Горчевский проявлялся?
— Мы искали, но… — Он виновато развел руками. — Никаких следов.
— Ему досталось поболе моего! — Я довольно улыбнулся. — Если уж меня вырубило… Надо же, больше месяца! — Я невольно цокнул языком. — И где мы сейчас? Или, может, когда?
— Интересный вопрос. — Кузнецов мило улыбнулся. — За прошедший месяц я был свидетелем нескольких изменений: сейчас окружающая нас реальность похожа на средневековье. Только…
— Что?
— Только те, кто хоть немного может соображать, понимает, что все вокруг неправильно, что ли…
— Например.
— Ну, — замялся генерал, — взять хотя бы численность населения…
— И что не так?
— Она такая же, представляешь?
— А-а, — начало доходить до меня. — В условиях средневековья прокормить такую ораву…
— И не только! А медицина? А… Да что говорить, сейчас на улицу выйдем — сам все увидишь! Такое ощущение, будто кто-то напялил на весь мир средневековый антураж, не меняя сути вещей! Такой мир просто не имеет права на существование!
— Вот его и болтает туда-сюда, — согласился я с мнением генерала. — Владимир Николаевич, а в этом каземате я в каком качестве? Я что, преступник? Простых людей в таких камерах не держат.
— Преступник-преступник, — произнес генерал, подмигнув мне.
— И против кого же я, хотелось бы знать?
— Против Матери нашей, Церкви. Еретик ты, с демонами якшаешься. Похоже, что это отголоски освобождения Ашура Соломоновича приняли такой оборот. Кстати, демоны в этом мире действительно существуют. И местные монахи довольно активно с ними сражаются. Слово Божие в этом мире не пустой звук…
— Странные же здесь должно быть законы. — Я покачал головой.
— Очень странные, — согласился монах.
— Так, но если я преступник, как ты выведешь меня из этой тюрьмы? Охрану все ж таки придется валить? — Я взял с лежанки "Калашников".
— Попробуем обойтись без этого… Но оружие все-таки прихвати. Мало ли? У меня есть кое-какой вес в этой структуре. Я не последний монах…
— Я догадался. — Улыбка тронула мои губы. — Человек твоего уровня не может быть последним монахом. А Петрушин с Валентинычем?
— В моем подчинении, — ответил генерал. — Они сейчас контролируют ключевые точки. Если все нормально — выйдем!
— Я готов!
— Рубище накинь, — посоветовал монах. — Для конспирации.
Я с омерзением натянул на себя замызганную мешковину прямо на спортивный костюм.
— Штаны и боты не сниму! — сразу предупредил я. — Мне такая конспирация нахрен не нужна!
— И не нужно, — согласился монах. — Босиком далеко не убежишь.
— А нам еще и бежать придется?
— Готовым нужно быть ко всему, — ответил старик. Он еще раз окинул меня внимательным взглядом. — Когда пойдем по коридору — в пол смотри… И вообще, зря не рыпайся. Если что, я дам сигнал. Тогда сноси всех на пути!
— Давай, Владимир Николаевич, показывай дорогу. — Я прижал автомат к груди и следом за генералом вышел в темный коридор.
Редкие коптящие факелы едва освещали мрачный длинный проход. Коридор был пуст и тих. Кузнецов привычно накинул капюшон сутаны на лысую голову и, не торопясь, пошел вдоль ряда запертых дверей. За этими дверьми, подумал я, наверное, тоже томятся бесправные узники. Хорошо, что я весь этот месяц провалялся без памяти. А то и не знаю, что мог бы вычудить… Неожиданно одна из дверей открылась, и оттуда вышел толстый обрюзгший монах. Увидев нас, он расплылся в довольной улыбке и спросил генерала:
— Этот еретик наконец-то очнулся? Куда вы его, батюшка Феофан? В пыточную?
— В пыточную, сын мой! В пыточную! — согласно произнес Кузнецов.
— Так что же вы один-то его ведете? — неожиданно разволновался толстяк. — Он ведь и сбежать может! Давайте я пособлю, доведу…
— Не нужно, друг мой, — жестко прервал его мой провожатый. — Или вы забыли кто я? Не нужно сомневаться в моих силах! — более ласково произнес генерал.
— Но я хотел помочь… — Толстяк попытался еще раз предложить свои услуги по моему сопровождению.
— Занимайся своими делами, брат! — Батюшка не собирался сдаваться просто так.
— А может, вы разрешите присутствовать мне на допросе? — Не отставал монах. — Я мечтал научиться у вас искусству развязывать языки!
— Брат мой, — голос генерала стал приторно-сладким, — ваш ранг не позволяет вам присутствовать при допросе. Я с удовольствием поделюсь с вами своими секретами при допросе преступников с более легкими преступлениями. А этот… Что ж, если вы получите разрешения настоятеля, я, так и быть, разрешу вам присутствовать.
— Я сейчас, я мигом! — возбужденно затараторил толстяк и, смешно переваливаясь с ноги на ногу, помчался по коридору.
— Пронесло! — Я смахнул со лба капли пота.
— Да, на редкость прилипчивый субъект. В прошлом воплощении он мне больше нравился…
— Это в каком?
— Здесь была закрытая психиатрическая лечебница, до того как реальность изменилась в очередной раз, — пояснил батюшка Феофан. — А он был санитаром.
— А я, значит, был пациентом?
— В точку, — согласился монах. — Именно в лечебнице я тебя и нашел. — Потом маятник качнулся, и лечебница превратилась в монастырь. Пациенты — в невменяемых преступников, одержимых бесами; врачи и медперсонал — в монахов; главврач — в настоятеля…
— А как же ты, Владимир Николаевич? Ты ж не врач?
— Психушка была ведомственной.
— От конторы?
— Да.
— Тогда понятно.
Вскоре мы добрались до лестницы. На одном из пролетов кто-то стоял. Очередной монах. Я взял автомат на изготовку.
— Спокойно! — произнес генерал. — Это Слава.
— Славка, чертяка! — обрадовано воскликнул я, бросаясь к монаху. К команде Владимира Николаевича я успел здорово привязаться. Я был рад, что во всей этой заварушке они не потеряли своего "я".
