Джулиан Мэй - Небесный Триллиум
Не теряй самообладания, дочь Триллиума.
— Бина? — прошептала удивленно Харамис.
Белая Дама, которая была крестной Лепестков Животворящего Триллиума, сказала:
Годы приходят и быстро уходят. Вознесшийся высоко может упасть, дорогое сердцу может быть утрачено, спрятанное может быть обнаружено. И тем не менее я говорю тебе, что все закончится хорошо. Верь в это, дочь моя! Помни последние слова Великого Волшебника Небес. Помни…
Харамис смахнула слезы. Королева Джири встревожено смотрела на нее. Синдона-утешительница с белым плащом в руках спросила:
— Волшебница, с вами все в порядке?
— Да, — ответила она. — Помоги мне встать.
Джири и синдона помогли ей подняться. Харамис накинула плащ и повернулась к живой статуе:
— Немедленно проводи эту добрую женщину в Галанар.
Она поцеловала Джири в щеку.
— Дорогой друг, — сказала она, — что бы со мной ни случилось, можешь быть уверена, что скоро твоему народу понадобится вся твоя мудрость, все твое мужество. Не подведи его. Если Триуну будет угодно, скоро я помогу тебе. Прощай.
Харамис сжала талисман и исчезла.
— Что она имела в виду? — спросила Джири у синдоны.
Впервые она действительно выглядела напуганной.
— Она имела в виду, что настало время, когда Небесный Триллиум должен расцвести над небом, — ответила живая статуя, — но только Владыкам Воздуха известно, что может вызвать это событие. Ступайте за мной, королева, я провожу вас к семье и верным подданным. То, что спрятано, со временем будет обнаружено.
Глава 30
Лязг и грохот возвестили о том, что наружная дверь императорской тюрьмы открылась. Королева Анигель проснулась, медленно открыла глаза и зевнула.
— Друзья мои, — сказала она, — уже наступил рассвет?
— Боюсь, что так, — тихо произнес король Ледавардис.
Все они были прикованы к стене и сидели на кучах вонючей соломы. Под самым потолком камеры для пыток были узкие амбразуры, сквозь которые виднелись тусклые лиловые облака.
Анигель выпрямилась и попыталась очистить и привести в порядок рваное платье.
— Тогда нам следует попытаться умереть достойно… Я жалею только о том, что Кади и меня лишили наших янтарных амулетов. Святой Цветок, быть может, вернул бы мне хоть какую-нибудь храбрость.
— Не говоря уже о том, что он помог бы нам избавиться от кандалов, — насмешливо добавила Кадия. — Ну что, следует, по крайней мере, утешиться тем, что мы страдали не напрасно.
Голубые глаза Анигель словно увидели нечто приятное и успокаивающее.
— Когда-нибудь нам всем предстоит перейти в мир иной, но только самым счастливым суждено умереть, защищая мир. Пусть Владыки Воздуха придут за нами быстро.
Король и эрцгерцог Гиоргибо согласились с ее словами, потом согласилась и Кадия. В отличие от королевы, которая выглядела спокойной, на грани оцепенения, они не могли оторвать глаз от зловещих орудий пыток, развешанных на противоположной стене, и покрытой подозрительными пятнами и выщерблинами гранитной плиты в центре камеры. Плита, длиной в три элса, была установлена наклонно, и в нижней ее части были предусмотрены кандалы для запястий и лодыжек, а рядом с другим ее концом возвышалась кирпичная конструкция, напоминающая кузнечный горн. Мехи, приводимые в действие деревянными шестернями, соединенными, по словам Гиоргибо, с ветряком, работали всю ночь, иногда в камеру заходил испачканный сажей слуга, который добавлял уголь в топку и шуровал в ней кочергой. Две массивные цепи вели к чему-то, зарытому глубоко в раскаленных углях. Подвешенные буквой V цепи вели еще к одной, более массивной цепи, перекинутой через блок, висевший на железной балке под потолком. Гиоргибо упрямо отказывался говорить о том, что могло быть зарыто в углях.
Послышались приближающиеся голоса, и звонкий женский смех эхом разнесся по сводчатому коридору за дверью камеры.
— Моя высокородная сестрица решила лично руководить пытками, — заметил эрцгерцог. — Кажется, настроение у нее хорошее.
— Пускай позабавится, — мрачно проворчала Кадия. — Скорее всего. Великая Волшебница Харамис все еще находится у Человека Луны и ничего не знает о нашем заточении. Хотела бы я видеть лицо Наелоры, когда она узнает, что лишила жизни ценных заложников и ничего не получила взамен.
— А я не хотел бы, — сказал король Ледавардис и вздохнул.
Он повернулся к Анигель:
— Кажется, мне не суждено стать вашим зятем, дорогая королева. Могу я, по крайней мере, просить вашего благословения и прощения за вред, причиненный вам лично и вашему королевству?
— Я даю его и делаю это с радостью. И… я изменила свое мнение о тебе, Ледо. Если бы нас постигла другая участь, я с удовольствием отдала бы тебе руку своей дочери Джениль.
Принц Толивар, прикованный между королем и Анигель жалостливым тюремщиком, вел себя так тихо, что взрослые решили, что он спит.
— Для меня тоже большая честь стать твоим братом, — сказал вдруг он. — То, как ты спас королеву и меня, было… легендарно!
— Ты сам проявил исключительную храбрость, не поддавшись колдуну, Толо. — Король сжал правый кулак, отставив мизинец, который протянул принцу как крючок. — Соедини свой мизинец с моим! Не медли. У меня есть последний подарок для тебя… Толивар, принц Лабровенды. Я посвящаю тебя в пираты Рэктама и объявляю своим братом и товарищем по плаванию! Сюда. Теперь мы братья.
С благоговейным трепетом и восторгом принц смотрел на сцепленные пальцы.
— Теперь я — настоящий пират?
— Как же иначе! Только помни, что мы, рэктамцы, сильно изменились, и теперь это считается почетным титулом.
— Я… я постараюсь умереть достойно под пытками, — пообещал Толивар дрожащим голосом. — Но если я буду сильно кричать, не считай это слабостью.
— Пираты никогда не страдают молча! Кричи сколько хочешь, а я буду кричать еще громче, потому что я — король пиратов.
Обитая железом дверь распахнулась. Вошли четверо голых до пояса мужчин с кожаными колпаками на головах. За ними в камеру вошла императрица Наелора в темно-бордовом бархатном платье, отделанном серебристо-голубым мехом диксу. Волосы ее были украшены простой платиновой диадемой, а на шее висела Звезда Нерении Дарал.
— Доброе утро, — поздоровалась она и презрительно улыбнулась, не услышав ответа. — Вы скоро научитесь хорошим манерам! Если, конечно, Великая Волшебница не решит, что ценит ваши презренные жизни выше своего талисмана.
Она кивнула палачам:
— Проверьте все.
Палачи мгновенно стали выполнять ее приказ. Один принялся кочергой шуровать в топке, двое с грохотом закрутили лебедку за горном, а четвертый принялся проверять кандалы на зловещей каменной плите.
