Наталья Игнатова - Рыцарь из преисподней
– Еще я заберу «Гламону», нам столько придется ездить, а ее можно на крыше «Скадата» возить. – Марийка была преисполнена надежд и аж фонтанировала планами, креститься пока не собралась, правда. И для отца это, наверное, было хорошо.
– Не надо тебе ее забирать, – сказал Наэйр, – не увлекайся мотоциклами пока, хватит с тебя машины. И езди лучше на заднем сиденье.
– С чего это? – если с отцом Марийка старалась во всем соглашаться и делала это до тех пор, пока ситуация не выворачивалась так, что соглашался уже отец, то с ним она спорила всегда, во всем, по самым ничтожным поводам. – Буду ездить, где хочу. Я вообще лучше Артура машину вожу. И на чем хочу. Что мне сделается, я вампир.
– Ты да, а она нет. По крайней мере, мы не знаем этого наверняка.
Он, наверное, не так хотел бы об этом сказать, такие новости преподносятся как-то менее обыденно, к ним готовить надо. Но его же никто не подготовил к тому, что сестренка явится домой, нося под сердцем дитя. Марийка – вампир, как было верно замечено. Она мертвая. У мертвых с детьми… сложно. И дело не только в том, что мертвые детей отвратительно воспитывают.
Но все равно, надо было как-то подготовить. Если не Марийку, то хоть отца.
Тема «запереть дома» снова стала лейтмотивом. О монастыре или ссылке в тварный мир речи уже не шло, потому что монастырь и ссылка – это наказание, а наказывать Марийку не за что. Наоборот. Но вот беречь надо.
Марийка, естественно, упиралась и давила на то, что лучше мужа ее никто не побережет, что ее бережет Бог, что это вообще не дело, когда муж и жена порознь, тем более если тут такое. Наэйр не стал их слушать, ушел к себе. Но и этого оказалось недостаточно: дом вибрировал от эмоций, от радости, волнения, изумления, недоверия. Все вместе это называлось счастьем, и счастья было слишком много для того, кто знал, чем все закончится. Хорошо не знать. Артур этой радости тоже лишен, но, с его точки зрения, финал как раз и будет счастливым. Он опять не поймет, что это жертва, будет уверен, что не отдает, а как раз получает. Был бы он сумасшедшим, обычным психом, пусть гением, пусть магом, было бы легче. К сожалению, он был святым. И он был прав, считая благом все, что приходит от Бога, даже боль, потери и смерть.
Найэр расправил крылья и взлетел, направляясь к черной дыре в центре неба. Пора было заглянуть в тварный мир. Вот уж где почти нет счастливых, а боли, потерь и смерти с избытком хватает на всех.
Храм в Талае, на острове Орау княжества Мару, был построен самым первым. Что там строить-то на Мару, во владениях Даалнаму, в климате, который можно было бы назвать благословенным, не будь он дьявольским? Больше всего времени ушло на резьбу на поддерживающих крышу столбах. Ну и вообще на оформление. Маруанцы-христиане подошли к делу ответственно: вручную ткали яркие полотнища для стен; вручную же, как собирают чай, собирали самые лучшие пальмовые листья для кровли; вручную вытесывали и шлифовали каменные плиты, которыми замостили пол.
Крест был деревянным; прорезанный насквозь тонкими узорами резьбы, он парил в небе, невесомый, прозрачный; словно парус летучего корабля, тянул весь храм вверх, поднимал над жаркой, никогда не остывающей землей. А внутри здания всегда царила прохлада. Сквозь цветные стены, как сквозь витражи, лился свет снийва, ветер колыхал плотную ткань, и фигуры на стенах оживали. Святые улыбались, – а попробуй сохранять суровость, когда вокруг натурально райские кущи! – младенец-Христос тянулся руками к погремушкам, Богородица, любующаяся Сыном, иногда поднимала голову, чтобы взглянуть на будущих прихожан.
Мару – сто восемнадцать островов, почти никаких общих законов и единой внутренней политики. Столица считается таковой только потому, что в ней живет больше всего народу, а еще она расположена на самом большом из островов. Князю Даалнаму не было дела до людей, так же как всем другим князьям. Но на Мару и наместника не было. Правители островов раз в год собирались в Талае, чтоб решить накопившиеся проблемы, требовавшие совместного обсуждения. Тогда же в столицу съезжались все жители княжества, кто не ленился, или не был слишком занят, или не был в морском походе, или не забыл, что пора ехать в Талай. И начинались праздники. Неделю, полторы, в зависимости от времени, которое требовалось Объединенному Правительству на то, чтоб обсудить все внесенные в регламент вопросы и, конечно, тоже погулять и повеселиться.
Других официальных торжеств на Мару не было. Да и эти считались официальными лишь постольку, поскольку как-то так сложилось.
Храм достроили в конце месяца даалнаму: символичность, без которой Артур предпочел бы обойтись. И в этом же месяце, в последнюю его неделю, Объединенное Правительство собиралось на ежегодный съезд. Съезд всегда проходил в конце даалнаму, – маруанцы, в отличие от Артура, находили символичность правильной, – к этому времени в Мару старались приехать туристы из всех остальных княжеств, и они тоже, естественно, стремились в Талай. На других островах в праздники Съезда делать было нечего, если только ты не любитель уединенного отдыха с минимумом комфорта в окружении неработающих баров, закрытых магазинов и пляжей, где, чтоб получить полотенце на лежак, нужно полчаса ждать кого-нибудь из служащих. Выходные брали даже музеи, почти все, кроме открытых для посетителей биостанций. Закрытые, разумеется, тоже продолжали работать, но там туристов хотели видеть разве что в виде корма для акул.
Про Мару, с его островной вольницей, ходили разные слухи, и шутка насчет корма для акул где-то запросто могла оказаться правдой. Туристы? Да кто их считает? На Мару каждый год исчезало больше людей, чем в остальных княжествах за пять лет. Многие оказывались в Песках, но не все. О судьбе остальных можно было только догадываться.
И все же маруанские острова, пригоршня драгоценных камней, брошенных в волны двух морей, влекли к себе людей. Ни одно княжество в Ифэренн не походило на другое, но Мару отличалось от всех. Наверное, в бесконечном море, в море, которое здесь было повсюду, таилось волшебство, чары, перед которыми невозможно устоять, как перед дайнами вампиров. А в этом году, кроме местных жителей, приехавших на праздники, кроме туристов, приехавших на праздники, в Талае собрались еще и христиане. Приехавшие на свой праздник, которым они готовы были делиться со всеми. И Артур, поразмыслив, решил, что это совсем неплохо.
Маруанцы заинтересовались строительством с самого начала: когда Артур приезжал в Талай, чтобы помолиться об установке креста, он видел среди собравшихся зевак тех же людей, что приходили посмотреть на молитву после заложения фундамента. Любопытство отнюдь не порок, оно одно из самых полезных душевных свойств. Так же как в Кареште, люди здесь сначала смотрели со стороны, интересуясь, но не настолько, чтобы задавать вопросы. А потом, по мере строительства, понимая, что происходит что-то невиданное, не выдерживали и начинали спрашивать. После постановления креста, необыкновенно красивого, полного собственным светом, Артуру пришлось задержаться в Талае, отвечать на вопросы, объяснять, рассказывать.
