Алина Илларионова - Клинки севера
Источник вони, затопившей подземелье, обнаружился в зале, прорезавшем правую стену почти идеально полукруглой аркой. Высокий свод скрадывал густой мрак, и факела едва хватало, чтобы кое-как осветить ближнюю часть стен, исколотых рытвинами, разломанных паутиной глубоких трещин.
А на пол невозможно было ступить.
— Боги… — прошелестел Дан.
Ирэн, зажав рот обеими руками, бросилась в тоннель к выступу, но вывернуло её раньше.
* * *Считалось дурным тоном высаживать яркие цветы на дворцовые клумбы, лишь для оттенков пурпура делали исключение. До бледных лилий и роз допускались только величественные парусники, специально для сих целей и разводимые, а, заметив леопардовую пестрокрыльницу либо иную «дикую» бабочку, весь садовый гарнизон дружно хватался за сачки…
…Нахальная стрекоза зависла высоко над зеркальной гладью, размышляя, кого бы осчастливить своей золочёной персоной: рыжие волосы девушки, разметавшиеся по изумрудной траве, салатную ряску, скатертью покрывшую заводь у берега, канареечные чашки кувшинок на ней, шоколадный бархат камыша или же слетать к пунцовому диску, уже коснувшемуся краем рощи. В итоге облюбовала сочно-лиловый кипрей, согнав мелкую товарку. Общий контраст должен был казаться вопиюще безвкусным и вызывать острое чувство дисгармонии… но отчего-то не вызывал.
Маленький костерок на берегу почти не дымил. В жестяной кружке кипятились мензурка в детский мизинчик толщиной, полая игла и колпачок. Ирэн велела сделать это сразу. Об увиденном в подземелье Дан говорить не мог, а она не знала, как оправдать отца, который не замечает, который допускает подобное прямо у себя под носом. Молчание стало в тягость, и немудрено, что первый же вопрос касался её шаткого здоровья.
— Тебе уже лучше? — Дан поворошил прутиком крошечные угольки, почти пепел.
— Намного! А ты молодец. Я в первый раз расковыряла вену, прежде чем попала.
— И часто это бывает?
— Иногда… — Ирэн перекатилась на живот, удобно устроив подбородок на сложенных руках. — Дан, у многих проблемы с давлением.
— Ты могла предупредить сразу.
Ирэн зевнула. Ах-ха. Прямо сразу, прямо в гроте надо было сказать: «Кстати, через пару часов я буду умываться кровавыми соплями и харкать желчью, так что, милый, обними меня крепче, пока это не началось.» Неромантично, зато вовремя… Ки'саар Аттон, возжелавший лицезреть появление на свет первенца, полгода шарахался от жены, пока та, потеряв терпение, не обратилась за помощью к Одарённым.
— Теперь знаешь… Что? Противно стало, да? Говори-говори, не стесняйся.
Дан, отвернувшись, швырнул прутик в костёр.
— Противно. Просто отвратительно, если ты так обо мне думаешь.
— Ладно, не злись, — Ирэн дёрнула плечом. — Я так не думаю. Просто задала вопрос.
— Прости, я забыл. Ты же вообще не думаешь, прежде чем спрашивать…
— Ну хватит! Шприц прокипятился, так что пойдём. Не будем терять времени, — Ирэн хлопнула в ладоши и встала, обрывая разговор, зашедший в левое русло по её же вине…
По дороге, плутавшей между пунцовых зарослей каллистемона, напряжение спало. Некий холодок отчуждённости остался, но, по крайней мере, парень перестал корчить оскорблённую добродетель. Второй мешок он забрал, буркнув что-то о равновесии и сколиозе, а Ирэн вооружилась слегой и пошла впереди, простукивая дорогу и слушая теньканье хохлатых синиц. На счастье, змеи им не встретились, зато бронзовые веретеницы бесстрашно шуршали травой возле самых ног беглецов.
На окраину вольницы вышли на закате, когда крестьяне, не попавшие в столицу, уже собрались за праздничными столами, а молодёжь разбрелась по Орликскому побережью.
— А ты уверена, что этим двоим можно доверять? — спросил Дан после того, как миновали лужу, разлитую во всю ширину дороги. Матёрые гуси посторонних в компанию не пускали, и купальню пришлось обходить, теснясь к штакетнику, из-за которого визгливо надрывалась моська.
— Я доверяю Владимиру как Лемме, а он — Верунчику.
— Так их зовут? Откуда же они родом?
— Издалека, — со смешком уклонилась Ирэн. — Тебе будет, о чём поговорить с ними. И Аристану тоже.
Крошечный домик, обмазанный глиной, терялся в абрикосовом саду точно неказистый серый грибок с соломенной шляпкой. Зато веранда, увитая виноградом с чёрными, будто воском натёртыми ягодами, крепко сбитыми в увесистые грозди, была чудесна и навевала приятные мысли о горячем ужине, прохладном вине и тёплой компании. Ирэн топнула на белого козлёнка, с требовательным блеянием потянувшегося губами к её карману.
— Владимир может показаться тебе немного странным.
— Он… болен? — Дан почесал висок.
— Нет, он с ума не сошёл. И как раз это самое странное.
В ответ на условный стук, из глубины дома послышался бодрый мужской голос с немного «акающим» выговором:
— Верунчик, открой, пожалуйста!
Дверь распахнулась, явив беглецам молодую женщину, раздетую по последней скадарской моде: лоскутки алого шёлка липли к коже не иначе, как магией. Волосы Верунчик смело красила хной до оттенка огненной меди, не довольствуясь натуральным цветом, зато глаза были вишнёвыми от природы. Если бы Ирэн не знала её, то могла принять за продажную девку или незамужнюю сунну, что, в принципе, одно и то же.
— Ваше высочество… — Верунчик медленно, учтиво склонила голову и, переведя взгляд на Дана, широко улыбнулась. — Ба! Старый знакомый! Давно не виделись, ушастик.
ГЛАВА 12
Узкая белая полоса, ослепившая в первый миг, раздвинула камень и сумрак, открывая синее небо, зелёный луг и тёмную ленту дальней прибрежной рощи. Туда.
К заводи они, измученные, грязные, почти задохнувшиеся от липкой вони, бежали, не щадя второе и последние дыхание. Солнце бешено поливало жаром землю, усталые ноги вязли в траве, кто-то падал, но, тут же поднявшись, нагонял остальных. Прочь от белых стен, оберегающих город-склеп.
Вот она, власть страха. Всех опасней, всех сильнее, играючи поборет и человека, и эльфа, и гнома, и даже орка. Но не аватара.
Присутствие духа сохранили только семеро из команды Сознающих, и среди них — Метис, который вовсю горланил песни, пока они полчаса отступали под алчными взглядами гулей, неспособных побороть свой страх перед ладаном.
Луг пересекли, не оглядываясь.
А в роще — всё. Повалились рядком, как штакетник. Триш плюхнулась в воду прямо в одежде, распластавшись на поверхности морской звездой, оливковый цвет её лица постепенно розовел. Эзмир шумно прощался с останками ужина в прибрежных кустах можжевельника. Проникнувшись, к нему присоединились ещё пятеро.
