Алексей Пехов - Пересмешник
— Ты лучше посмотри сюда, — сказал я другу, привлекая его внимание к стене, где висели наклеенные газетные вырезки.
«Срочные новости», «Вестник», «События и факты», «Криминальная хроника», «Время Рапгара». Все заметки были посвящены Ночному Мяснику и пророку. Часть из них оказалась сорвана и смята, словно на сделавшего это нашел приступ ярости.
В левой руке Талера появился еще один пистолет:
— Думаешь, мы нашли его? Он сразу уловил суть.
— Тогда мы в большой опасности, — пробормотал я, вспомнив ночь кровавого ужаса, когда я нашел истерзанное тело старшего инспектора Грея.
Анхель с сомнением сказала, что не чувствует никаких признаков застарелых смертей и крови.
В этот момент груда тряпья в дальнем углу зашевелилась и вновь застыла. Талер тут же развернулся, направив в ту сторону оба револьвера, и его пальцы на спусковых крючках напряглись.
Я поднял руку, призывая его к спокойствию, двинулся вперед и хладнокровно поворошил тряпки тростью. Некто тихо застонал, в рванье появилась высохшая, желтоватая, исколотая рука.
— Оставьте меня, — умоляюще попросил надтреснутый старческий голос- Уходите, сгоревшие души. Я еще не ваш. Я грежу.
— Придется тебе грезить наяву, приятель, — сказал я, выволакивая человека на свет. — Подкинь дровишек, Талер.
Тот сделал, что я попросил, пихнув в огонь целый пук собранного хвороста, и вновь взялся за пистолеты, разглядывая незнакомца со смешанным чувством опаски, отвращения и жалости.
Это был высокий высохший старик. Желтая натянувшаяся кожа обтягивала его скелет, грозя вот-вот лопнуть от ветхости. Бесцветные глаза, лихорадочно блестящие и в то же время сонные, все иссеченные полопавшимися сосудами, глубоко запали, словно провалились в череп, и были совершенно безумными и больными. Седая щетина на ввалившихся щеках, истрескавшиеся, все в болячках губы, немытые патлы волос, густые лохматые брови.
От него сильно пахло лунным порошком и застарелым потом, а его одежда, к моему великому изумлению, оказалась церковной — в тусклой рваной тряпке еще можно было узнать сутану с оторванным воротничком.
От наркотика старик был слаб настолько, что его покачивало, и он благоразумно, наверное по давно уже выработанной привычке, прислонился к стене.
— Пить, — попросил человек.
Я подошел к ведру с водой, в котором плавал латунный ковшик, зачерпнул, протянул ему. Он долго и жадно булькал, его острый кадык ходил ходуном, а часть воды пролилась мимо рта и стекла по подбородку на грудь. Напившись, дед почти минуту переводил дух, слепо глядя на нас и, кажется, даже не замечая. Алые отблески костра плясали на его лице, делая его еще более резким и грубым, чем оно было на самом деле.
— Вы самая лучшая из моих последних грез, — наконец сказал он.
Талер скривил губы то ли в усмешке, то ли в жалостливом сочувствии.
— Кто вы? — спросил я.
Он не ответил. Забормотал что-то и провел перед собой рукой, общаясь с кем-то другим.
— Считаешь, что это Ночной Мясник? — хмуро обратился ко мне Талер.
— Только потому, что человек использует наркотик, живет в таком месте и собирает тематические газетные вырезки, нельзя назвать его убийцей, о котором говорит весь город. К тому же посмотри на него. Он так слаб, что даже муху прихлопнуть не сможет.
— Не скажи, — не согласился Стэфан. — Знавал я наркоманов, которые по силе могут поспорить с махорами. Препараты выкидывают с родом человеческим разные фокусы.
— Он же не все время вводит себе в вену мяуррскую дрянь, — с сомнением предположил Талер, не слышавший рассуждений амниса.
Я пожал плечами и убрал Анхель обратно в ножны. На мой взгляд, никакой опасности не было.
— Он старик. А то, что сделал с Греем Ночной Мясник, требует дюжей физической силы. Не так-то легко не просто убить, но еще и раскромсать на тысячу кусочков. Особенно если это делать быстро.
Так считал не только я, но и Скваген-жольц. Газеты писали, что проверяются врачи, в первую очередь опытные хирурги, способные на раз выпотрошить пациента и собрать его заново. Никаких успехов это не принесло, как и проверка ветеринаров, патологоанатомов, таксидермистов и прочих, связанных с работой, где следует знать хоть какую-то анатомию.
— Я жил с ним многие годы, — произнес старик, глядя в пустоту, и его лицо скривилось, словно он хотел заплакать. — Его идея душила меня, его мысли приносили муки. Каждую минуту. Я так молил Изначальное пламя освободить меня от него…
— И чего ты хочешь от него добиться? — вздохнул Талер, отходя к газетным вырезкам и еще раз просматривая их. — Он себя-то не понимает.
Стэфан предложил перестать заниматься ерундой и уйти от греха подальше. Он тоже считал, что здесь делать нечего.
— Знаете, друзья мои, оно меня все-таки услышало! — рассмеялся старик.
— Кто тебя услышал, старче? — устало сказал Талер.
— Пламя! Оно освободило меня от этого человека. Но и ему дало свободу, выпустило! Выпустило в мир! Это я! Я виноват в этом!
Он обхватил голову руками и зарыдал, покачиваясь из стороны в сторону.
— Я виноват! О Всеединый! Я так виноват! Прости, прости меня за вес эти жертвы! Я не смог его остановить!
Он рыдал, размазывая по лицу слезы, и кашлял, а я со все возрастающей жалостью понимал, что нельзя оставлять здесь больного человека, пускап он сто раз сумасшедший и тысячу раз наркоман. В Рапгаре существовал и социальные службы, и они вполне могли позаботиться о старике, особенно если он окажется гражданином. В мэрии существуют специальные фонты как раз для таких, как он.
— Он не желал слушать меня, молодой чэр, — прошептал старик, явно обращаясь ко мне и в то же время глядя сквозь меня. — Его навязчивая идея пройти по дороге до конца… его привлекало желание распахнуть двери дома… он так этого хотел, что сам себя боялся. Но я видел в его глазах лишь кровь и смерти. Много смертей.
Сгарикан зарылся обратно в тряпки, сдавленно рыдая и говоря, что он не хотел, чтобы так все получилось.
— Сгоревшие души, Тиль! — вспылил Стэфан. — Неужели ты не видишь, что мы бесполезно тратим время! От него нельзя ничего добиться!
Талер, судя по всему, был точно такого же мнения. Я же отличался большим упорством и упрямством и вновь выудил наркомана из рваных одеял. Я во что бы то ни стало намеревался узнать от него о тех людях, что напали на мой дом в поисках Эрин.
— Я пытался его остановить. Предупредить! Избежать жертв! Говорил, но меня не слушали! Я вижу каждое убийство, все, что случится! За что мне такая мука?! За что в мою последнюю ночь?! Кровь! Так много крови! Он пройдет этой дорогой до конца, и никто не сможет его остановить!
