Звенья одной цепи - Иванова Вероника Евгеньевна

Вот и я ничего не знал. Ни в детстве, ни в юности не слышал и словечка о страшных пришельцах. И, честно говоря, немного обижен тем, что только теперь, задним числом, получаю хоть какие-то сведения.

— А почему бы не рассказать? Почему бы не рассылать глашатаев на рыночные площади? Не проводить службы в кумирнях? Цепь одушевления ведь молчит как рыба. Да и все остальные, кто осведомлён, тоже не спешат поделиться своими знаниями. Почему?

Элса виновато развела руками:

— Рассказать можно. Но если уж начинать, то не останавливаться на полуслове, верно? Вы же потребовали от меня объяснений? Вот и остальные люди потребуют. А если придётся открыть все подробности, могут возникнуть беды пострашнее пришествия демонов.

Пожалуй, она права. Допустим, какой-то части людей будет довольно и того знания, что демоны опасны. Поверят на слово. Но среди каждой сотни человек непременно найдётся хотя бы один, который из упрямства или из вредности во всём и всегда сомневается. Кто-то поупрямее меня. И тогда он спросит…..

— А что за опасность-то?

— Вы встречались с одержимыми? — вместо ответа спросила лекарка.

Если бы я служил в одной из Цепей, мне было бы довольно подобного многозначительного намёка. Но новоиспечённому Смотрителю Блаженного Дола знаний всё ещё не хватало, а значит, беседу следовало продолжить.

— Да.

— Видели их в деле?

— Да.

— И не понимаете, чем они опасны?

— Я понимаю, что они могут причинить и причиняют вред другим людям.

— А почему они так поступают, понимаете?

И тут я осознал, что ответ, каким бы простым и одновременно ужасным ни казался, уже вертится у меня на языке.

Люди ведь тоже иногда убивают друг друга. В погоне за наживой, из мести, из обиды, из ненависти. Но жестокие войны чаще идут между жителями разных краёв, а не между соседями. Потому что твой сосед — почти что родственник. Почти что единокровник, даже если ваши семьи не породнились между собой ни в одном поколении. И мы чувствуем себя одним народом, когда мы вместе. Я мог презирать обитателей Сальных кварталов, но, если бы понадобилось защищать Веенту от захватчиков или какой-то иной напасти, я бы защищал всех. Потому что мы родились и жили в одном городе, дышали одним воздухом, топтали камни одних и тех же мостовых.

А демоны, откуда бы они ни пришли, попадая сюда, лишь острее чувствуют границу между своим и человеческим миром. Границу, за которой может находиться только враг.

— Мы для них ничего не значим.

— Да. И в то же время нет.

— Как это может быть?

Элса снова накинула шарф на голову, зябко ёжась:

— Сам по себе демон не способен жить в человеческом мире и, если не находит себе пристанище в течение нескольких минут, бесследно гибнет. Только тело человека даёт ему возможность жить. Поэтому они не считают нас достойными ни разговора, ни даже сражения. Мы для них — всего лишь сосуд. Но и самое лучшее вино не имеет ценности, если не заключено в объятия кувшина, а разлито по земле.

Знакомое словечко неприятно резануло слух, однако я не успел задать очередной вопрос, потому что лекарка продолжила:

— Правда, словно в благодарность, а на самом деле по какому-то неписаному, но непреложному закону демоны наделяют своего хозяина возможностями, вызывающими восторг и ужас.

О да! Ужасов было предостаточно. А насчёт восторга ещё не думал. Хотя…

— Например, силой?

— Силой. Быстротой. Ловкостью. Предвидением. Неуязвимостью. Всем, чего можно захотеть. Любая просьба будет исполнена. Особенно неистовая и отчаянная.

— Значит, если человек чего-то очень сильно хочет…

— Он становится уязвим перед демонами. И никакие доспехи не смогут его защитить.

— Но ведь каждый из нас всё время что-то желает!

— Именно так, — кивнула Элса, похоже довольная тем, в какой последовательности возникают мои вопросы. — Но, к счастью или по воле божьей, опасность грозит нам не на протяжении всей жизни. Только одно желание и только однажды: второго демона человеческое тело уже не примет.

— Но почему?

Элса грустно улыбнулась:.

— Ни в одной душе, одержимой демоном, больше не рождается ни одного желания, сходного по силе с тем, что открыло двери чужаку. Цепь одушевления наблюдает за одержимыми уже много столетий подряд, но ни разу не случалось такого, чтобы в одном теле оказалось хотя бы два демона сразу.

То, что она рассказывала, больше всего походило на страшную сказку, годную пугать не только детей, но и взрослых. Вот только не слышалось в голосе лекарки вдохновения, которое обычно сопровождает от начала и до конца выдуманные истории, а потому я верил каждому произнесённому слову. Даже если вера отчаянно сопротивлялась.

— И много бывает этих захваченных демонами?

— Одержимых? Думаю, что не очень. Хотя точно, разумеется, никто не знает. Демоны обычно появляются рядом с людьми, но, поскольку это всегда происходит в ночное время, многие попросту спят и не знают, какая беда прошла мимо.

— Значит, везёт лишь избранным?

Уголки губ лекарки печально приопустились, противореча смыслу ответа:

— Увы, нет.

— Увы?

— С первого дня, когда демоны начали приходить в мир людей и показали свою странную силу, люди стали искать оружие против них. А вскоре выяснилось, что для победы над противником нужно…

Вот эту истину я знал ещё со времени обучения. Горькая и суровая, она тем не менее всегда доказывала свою правоту. В любых обстоятельствах.

— Самому стать таким же.

— Да, — кротко согласилась Элса. — Но пускать в себя демона на его условиях было слишком опасно, и постепенно Цепь одушевления научилась обретать могущество иначе. Правда, примерно той же ценой.

Можно было не требовать продолжения: мне и так многое стало ясным. Но всегда лучше услышать объяснение из уст мастера прежде, чем начать строить собственные неуклюжие догадки.

— Защитников именно так и делают?

— Да. И они как раз носят в себе нескольких демонов.

— Но вы же только что сказали, это невозможно!

— Для человека, находящегося в полном сознании. Для того, кто желает сам.

— Хорошо… Вы говорите, демон исполняет желание? Так что же, неужели у Ньяны не нашлось ни одного сильного желания за всё это время?

— Вы недослушали, — мягко пожурила меня Элса. — Если коротко, то будущего защитника погружают в сон, во время которого его сознанием командуют извне. Мастер Цепи одушевления внушает спящему необходимое желание, потом выпускает демона. Демон не может устоять и проникает в плоть, изменяя её, но от духа тотчас же оказывается отрезан. Всё это повторяется столько раз, сколько нужно добавить свойств и способностей. Потом человек просыпается, но, сколько бы и чего он ни желал, демоны в его теле уже связаны исполнением других желаний. Не свойственных тому, кто стал защитником.

Поверить в то, что ни один из них не хотел быть самым сильным или самым проворным? Ерунда! Или же…

— Защитников ведь подбирают не случайным образом?

— Разумеется, — подтвердила мои опасения лекарка. — Нужны люди мягкие, добрые, незлобивые, такие, кто никогда по собственной воле не поднимет ни на кого руку даже в шутку.

Теперь понимаю, почему меня наперебой уговаривали потерпеть и подождать. Не представляю, сколько понадобится времени и сил, чтобы найти замену Ньяне.

— И они могут убивать демонов?

— Не демонов, а одержимых ими. Только одержимых. И если в миг смерти поблизости случайно окажется человек, охваченный желанием, демон способен перейти в новое тело.

Я невольно начал вспоминать сражение на лесной поляне. Мне вроде тогда ничего не хотелось, да и солдатам из форта было не до желаний, потому что зрелище нашим глазам предстало странное и непонятное. А вдруг всё-таки… Как бы проверить?

— Получается, демоны бессмертны?

Взгляд лекарки торжествующе сверкнул:

— Нет. И это ещё одна божья милость, дарованная людям. Любого демона можно убить.

— Каким же образом?