Гвардия Хаоса (СИ) - Акисс Ардо вин

Как-будто эту ненависть к ним испытывала сама земля.

Но источником ненависти может быть только чей-то разум.

Идея спровоцировать его, забравшись в подобную глушь, вчера показалась Дженази довольно удачной. И теперь он надеялся, что источник тьмы допустит хотя бы одну ошибку и выдаст себя, чтобы у него появилась возможность сразиться с ним вдали от ребят.

Правда, интуиция подсказывала ему, что рассчитывать на подобное уже несколько поздновато.

С первыми рассветными лучами лес пробудился ото сна и мир звуков стал ужасающе многообразным. Если враг хочет чьей-то крови, то сейчас самое время подползти еще ближе. Так бы сделал Августо — Дженази хорошо знал повадки первого Гвардейца. Но его г'ата засек бы уже давно, потому что как бы хорошо Августо не скрывал свое присутствие от людей, обмануть растения и животных ему никогда не удавалось. Они боялись его и начинали вести себя неестественно.

Когда солнце полностью поднялось над горизонтом, Дженази наконец услышал то, что указало на источник тьмы. Вздохнул и посмотрел на небо. Облаков для дела было маловато, поэтому прямо сейчас он начал стягивать к предстоящему полю боя всю атмосферную влагу, к которой только мог дотянуться.

Бесцеремонно поднял на ноги Юрику, Ранмаро, Викторию и Просперо.

— К машине — бегом марш! — приказал он им без всяких объяснений, да так резко, что ноги Ранмаро сами понесли его к другому берегу, и парень только там понял, что прошел прямо по воде.

Замерших от удивления девушек Дженази просто подтолкнул в правильном направлении, и они, подгоняемые его требовательным криком, так же прошли по озерной поверхности, не намочив ног.

— А вчера так нельзя было сделать? — проворчала Юрика, догадавшись, что дядя действительно может делать с водой все, что пожелает. Виктория схватила ее за рукав и потащила за собой, давая понять, что сейчас совсем не время для этого.

— Просперо, — Дженази остановил инспектора, прежде чем тот тоже ступил на затвердевшую воду, — свяжись с Кенсэем. Ты знаешь, как.

Просперо ответил кивком, вспомнив образ Обсидиановых Врат.

Когда и он пересек озеро, Дженази направил свой взгляд в ту сторону, где в трех километрах от лагеря, в лесной чаще, стремительно росло ввысь дерево неопределенной породы. У его гладкого ствола не было боковых ветвей, только сферообразная густая крона на самой вершине.

Дженази мог видеть это, потому что уже сейчас дерево достигло трехсот метров в высоту. И продолжало расти.

— Глория, — произнес Дженази, приготовившись к прыжку. Она пришла за жизнью Ранмаро и Виктории, и чтобы остановить ее, бывшему Гвардейцу придется сражаться в полную силу.

***

В последний раз Дженази видел Глорию больше ста лет назад, и обстоятельства их новой встречи были более чем необычными. Всего через несколько секунд они оказались лицом к лицу высоко над землей, зеленый ковер леса под ногами г'ата был виден от края до края. Он стоял на созданной им платформе из уплотненного воздуха, напротив Глории, тело которой было наполовину погружено в ствол выращенного ею колоссального дерева. Видны были только голова и торс ярмиры, и Дженази отметил, что она ни капли не изменилась за прошедшие годы. Все такая же юная и прекрасная, словно молодой зеленый побег, украшенный весенними цветами. И все тот же направленный в пустоту взгляд абсолютно черных глаз без намека на зрачок. Никто не знал, как именно она видит с их помощью этот мир.

— Здравствуй, Глория, — поприветствовал ее Дженази. Пусть сейчас ее враждебные намерения были прозрачнее талой воды, когда-то они были почти друзьями.

— Ришари убила моего сына, — равнодушно ответила ярмир. — Твоя сестра.

— Но ты не можешь убить ни ее, ни меня, — Дженази рассматривал быстро сгущающиеся и наливающие свинцом облака. Еще немного.

Глория не могла не заметить сгустившиеся грозовые тучи, закрученные спиралью над ее головой, но не проявляла беспокойства по этому поводу. Ее не волновали даже вспышки молний и рокот грома, которые только начинали набирать силу. Поднялся ветер, обещающий перерасти в ураган.

— Я убью ее детей, — ствол колоссального дерева Глории перестал расти, зато стала увеличиваться в размерах его крона, окружая Дженази зеленым куполом и закрывая для него небо. — Кровь за кровь. Она будет страдать.

— Юрику ты тоже убьешь? — спросил г'ата.

Выражениеобычно неподвижного лица Глории изменилось — ее удивили изумление и недоверие в голосе Дженази. Но она не стала у него ничего спрашивать.

— Дочь Кеншина, — уточнил он. — Или ты забыла об их общем ребенке?

— Нет, — ответила Глория. — Я помню. Однажды я пыталась убить ее, и теперь жалею об этом. Она все, что осталось от Кеншина. Я не трону ее. Но другие должны умереть.

— Любовь, ненависть, жажда мести… — развел руками Дженази. — Все в тебе есть. Кроме инстинкта самосохранения. Я не позволю тебе навредить им.

Глория изобразила загадочную улыбку, словно специально давая понять, что он заблуждается.

— Ты правда думаешь, что смогла провести меня? — искренне изумился Дженази и выбросил вперед правую руку с согнутыми, словно когти хищной птицы, пальцами. Они медленно сжимались, раздавливая невидимый шар, а когда наконец сомкнулись в кулак, десятки молний соединили небо и землю, чтобы разорвать на куски туго сплетенные ветви дерева-великана. Зеленый купол вспыхнул и распался, осыпаясь на землю огненным дождем, но ствол уцелел, возвышаясь над лесом обугленной километровой колонной. Глория хотела укрыться в его сердцевине, но кулак сжатого воздуха сделал эту попытку бесполезной — в стволе колоссального древа образовалась сквозная дыра с обугленными краями. Тело ярмиры было мгновенно уничтожено, и десяток следующих ударов такой же мощи разбили древесный колосс на куски.

Лес у его подножия был уничтожен на сотню метров вокруг.

Дженази стиснул зубы. Созданная им гроза распугала всю живность в округе, но не у всех зверей хватило прыти, чтобы вовремя убраться на безопасное расстояние, и он ощутил гибель пары десятков мелких грызунов. Вспомнил слова Смерти, которая объясняла ему бессмысленность чувства вины и попытки ее искупления. Она — Смерть — случается, потому что так определено Судьбой. Но если бы Дженази более тщательно отнесся к планированию своего сражения с Глорией, эти семьи белок и бурундуков не погибли бы. Он должен продолжать осознавать последствия своих ошибок и чувствовать чужую боль, чтобы сохранить ту часть себя, в которую когда-то поверила Нола. Это было его личное бремя — балансировать на грани между бесчувственным абсолютным оружием и уязвимой человеческой личностью — со своей верой в гипотетическую высшую справедливость и идеальный мир, в котором нет места бессмысленным смертям.

А ведь смерть грызунов была бессмысленна — Глория была жива и готова продолжить бой. Дженази оставалось утешить себя только тем, что на этот раз погибли не люди.

Больно. Упрямство Глории причиняло ему боль, потому что снова заставляло сражаться.

Искореженный лес под ногами Дженази ожил, устремившись вверх сотнями стремительно растущих древовидных побегов, которыми Глория собиралась схватить его, словно щупальцами осьминога. Девушка с ивовыми ветвями вместо волос и черными глазами была лишь частью подлинного тела этой ярмиры, ее сознание могло быть разделено между ним и всеми созданными Глорией растениями. Если бы можно было установить степень бессмертности живого существа, то она оказалась бы едва ли не на первом месте, так как пока цело хотя бы одно оставленное ею семя, ярмира сможет восстановится из него. Учитывая, что за тысячу лет она оставила миллионы таких семян по всему миру, уничтожить окончательно ее можно будет только вместе со всей жизнью на планете.

Но слабость у Глории все же была — стремление существовать в хрупком человеческом облике. Она отступала, когда ее надолго лишали возможности принять его. А для этого требовалось обрушить на нее сокрушительный шквал ударов, уничтожающих все и вся.