Сергей Булыга - Черная сага
Но тут я замолчал и некоторое время успокаивал дыхание, а потом опять заговорил:
– А начиналось это вот как. Когда им стало совершенно ясно, что никакие переговоры ни к чему не приведут и спор можно решить только войной… вдруг оказалось, что никто из наших тогдашних стратигов не желает становиться во главе легионов. И их было легко понять – ведь это нужно было идти не куда-нибудь, а в Змеегорье! Ну а у нас такой обычай, что тот, кто возвращается с победой, удостаивается триумфа, но зато неудачника ждет чаша с ядом, а если попытаться уклониться от нее, то после будет еще хуже и еще позорнее. Вот таковы у нас условия. А я тогда был ненамного старше тебя. А звание стратига стоило полмиллиона номисм, то есть примерно в полтора раза больше того, что вчера вечером получил от меня – не от меня, от Руммалии! – твой достославный дед. Иными словами, это очень больше деньги даже там, у нас в Руммалии, даже среди очень богатых людей. Но я не постоял перед такой потратой, я заплатил все, что имел, да еще в придачу заложил свое имение. Вот почему когда я уходил в Змеегорье, то злые языки шипели, что, мол, за чашу с ядом это слишком дорого. А за триумф?! Почему они об этом тогда не подумали? Кроме того, давай мы с тобой посмотрим на все это со стороны. И что мы тогда увидим? Что номисма – это желтенький кружок. Много номисм – это много кружков. И их могут украсть, их можно растерять, растратить, раздарить… А слава – это слава, ярл, она всегда при мне, она – только моя. А меч короткий, длинный ли, заговоренный или нет – какая в этом разница?!
– Большая, – сказал ярл.
И он был хмур, не по годам серьезен. Он еще немного помолчал, подумал и опять сказал:
– Большая! Когда меня убьют, возьми мой меч. Потому что с твоим мечом ты в Ярлграде нечего не сможешь сделать. А с моим всё. Но прежде я умру!
– Э! – сразу сказал я. – Что ты такое говоришь! Да кто это тебя убьет?! Я этого не допущу! Не бойся, ярл!
– А я и не боюсь! – сказал он гневно. – Я просто говорю как есть: когда меня убьют, возьми мой меч.
– А кто убьет?
– Хрт, – сказал он. – Хвакир, – и засмеялся.
Я промолчал. Но меры принял: когда нам с берега стали подавать знаки, что, мол, Гурволод желает срочно переговорить со своим наследником, я велел им ответить, что ярлич отдыхает и настоятельно просил не тревожить его до вечера.
А вечером мы сошли с кораблей и устроили лагерь. А варвары расположились чуть поодаль. У Гурволода, как я это уже доподлинно знал, было не более пятисот профессиональных воинов, а все остальное его войско состояло из вооруженных чем попало простолюдинов, которые всегда не прочь сходить в грабительский набег неважно на кого.
Устроив лагерь, вырыв ров и укрепив частокол из копий, мы пригласили к ужину Гурволода и его старших – только старших! – воевод. А за столом они были рассажены с таким расчетом, чтобы на каждого варвара приходилось по два моих человека. Ну а до Любослава моим гостям и вовсе было не добраться. Я думал, что Гурволод придет в бешенство! Однако он сделал вид, будто ничего особенного не заметил, и вел себя весьма непринужденно. А к внуку вообще не обращался! Вскоре пир кончился, все обошлось благополучно. Правда сразу после того, как варвары ушли, Гликериус сказал, что дед и внук обменялись какими-то странными знаками, смысл которых он не уловил.
Я промолчал. Я не хотел с ним разговаривать. Да я уже и днем не стал передавать ему то, что сказал мне мальчишка. Зачем? Гликериус, как считал я, и без того уже слишком много знает. Ну а если ему и этого мало, так пусть побеседует с мертвыми. И пусть снова что-то пишет и высчитывает, пусть шепчется с Гурволодом, расспрашивает варваров, пусть ищет свой Источник – и так далее! А мы будем идти вверх по реке и готовиться к генеральному сражению! И мы шли. Время от времени мы видели на берегах небольшие поселки. Жителей в них, как правило, уже не было – сигнальные дымы опережали нас. То есть я прекрасно понимал, что в Ярлграде уже готовы к встрече с нами. Также готовы и в других уделах. Но, тем не менее, я продолжал спешить, ибо, я и это тоже прекрасно понимал, если я и дальше буду спешить, то тогда никто из младших ярлов просто не успеет придти на помощь Верославу. К тому же было совсем нетрудно предположить, что только очень немногие из них захотят за него заступиться: ведь же Гурволод сам рассказывал, что наутро после исчезновения Айгаслава между варварскими ярлами произошла очень серьезная размолвка, закончившаяся обильным кровопролитием, и все они спешно покинули Ярлград. И не они одни, ибо даже ярлградская дружина, и та далеко не вся присягнула Верославу, а большей частью от него разбежалась. Но правда это или нет? Не лжет ли мне Гурволод, вот о чем думал я тогда.
А Любослава я о Верославе не расспрашивал – я знал, что он не станет отвечать ни да ни нет. И вообще, мальчишка был по-прежнему очень неразговорчив. Зато он с удовольствием слушал меня. И я ему много чего рассказывал, хоть это и не в моем характере. И вот что еще удивительно: я ничего от него не скрывал, я был предельно откровенен – и юный варвар узнавал о таких моих тайных и сокровеннейших замыслах, о которых я не только не упоминал в своих многочисленных трактатах, но даже не намекал своим верным легатам уже на самом поле сражения, когда от правильного и точного выполнения приказа порой зависела судьба Державы! Вначале я не мог понять, отчего это я стал столь рискованно откровенен, но уже только в наш последний с ним вечер, внимательно всмотревшись в печальные, бездонные глаза Любослава… я догадался: да я же доверяю свои тайны обреченному человеку, который уже наполовину мертв! Подумав так, я испугался. Я же тогда думал – и меня в этом легко понять – что пока жив Любослав, я хоть в какой-то мере могу быть уверен в Гурволоде. Поэтому, отходя ко сну, я приказал усилить и без того весьма надежную охрану заложника…
И все равно всю ночь не спал, ворочался и очень напряженно прислушивался к каждому шороху!
Но в ту ночь ничего не случилось. А наутро мы, как всегда, снялись с лагеря, взошли на корабли, двинулись вверх по реке…
И уже к полудню были в каких-то тридцати стадиях от Ярлграда. Ярлград – по варварским понятиям – был очень сильно укреплен. Его деревянные стены были довольно высоки и сложены из очень толстых бревен. И вал был крут. И ров глубок. Башни внушительны. Створы ворот обиты листовой броней. И, главное, Ярлград стоял на крутом и высоком холме, а пригород, спускавшийся к реке, был видимо еще только вчера спешно покинут и сожжен. Да и пристань была сожжена. Высаживаться на сгоревшей пристани, где мои воины тут же попали бы под губительный обстрел варварских лучников, занимавших выгоднейшую позицию на высоких ярлградских стенах, я, конечно, не стал, и поэтому мы причалили к берегу примерно в десяти стадиях от города. Сходя с кораблей, мои легионы сразу выстраивались в боевой порядок, то есть по четыре когорты в первой линии и по три в двух последующих. Гурволод же прошел вдоль берега к сожженной пристани и выстроился там. Если, конечно, то, что у них получилось, можно назвать воинским строем.
