Михаил Бабкин - Бёглер
Во время мытья Леонардо неожиданно придумал как ему выбраться из заколдованного места. То ли повлияло то, что он был не голоден – спасибо тебе, неведомый вор – то ли помогло ледяное обливание, но, главное, у мага появилась надежда. Эфемерная, призрачная, но хоть какая-то.
Торопливо зайдя в дом, колдун взял валявшиеся там садовые ножницы. Выйдя за защитный круг он громко, чтобы было слышно как можно дальше, объявил:
– Эй ты, надзиратель! Я объявляю войну твоему полю! Или ты отпустишь меня, или я его уничтожу. Поверь, я сделаю это! Сделаю!!!
Из ближнего, зависшего над кукурузой мушиного роя неспешно слепилось лицо со светлыми провалами глаз и рта. Уставившись на Леонардо, оно глухо произнёсло:
– Попробуй, – и растаяло, разлетелось во все стороны звенящими мошками.
– Попробую, не сомневайся, – зло скалясь пообещал Леонардо. И, хекая от усердия, принялся безжалостно резать ножницами хрусткие стебли – постепенно вгрызаясь в глубь поля, прокладывая за собой тропу из поверженных кукурузных врагов. Работа была тяжёлой, выматывающей, но колдун резал и резал: стебель слева – щёлк, стебель справа – щёлк, стебель слева, стебель справа, щёлк-щёлк…
Через полчаса исступленного труда, когда руки уже перестали его слушаться, а на ладонях лопнули свежие водянки, Леонардо наконец остановился. Перевёл дух, оглянулся полюбоваться нанесённым полю ущербом. И бессильно уронил ножницы. Срезанные им кукурузные стебли высились по-прежнему – целые, неповреждённые, как будто ничего особенного с ними не произошло.
– Проклятье! – вне себя крикнул колдун.
– Чтоб вы сгорели, – подбирая ножницы пожелал он.
– А ведь это идея. – Леонардо, далеко зашвырнув ненужный инструмент, бегом кинулся к защитному кругу.
Ни один нормальный чародей не стал бы колдовать на поле Мерлина, никогда и ни за что. И уж тем более использовать магию во вред растениям. Потому что, во-первых, чудесная кукуруза сама по себе была живым аккумулятором, охотно поглощающим любое магическое проявление. То есть она попросту впитала бы в себя всю задействованную колдуном традиционную магию, на том бы дело и закончилось. Без каких-либо последствий.
А во-вторых, это было кощунством – разорить поле, созданное непревзойдённым ворожеем! Уничтожить одну-единственную сохранившуюся делянку, уникальное наследие великого мастера.
Леонардо не был нормальным чародеем. А его магия, основанная на яркой фантазии и глубокой вере в вещественность придуманного, была принципиально иной, нежели традиционная. И потому вряд ли кукуруза смогла бы её поглотить, очень вряд ли. Не тот вариант!
К тому же Леонардо были совершенно безразличны как сам Мерлин, так и его наследие. Альтруистов колдун презирал, в порядочность людей не верил – по его глубокому убеждению волшебная кукуруза, аналог мифического "рога изобилия", не имела права на существование. Во избежание ненужных искушений и опасных последствий.
Надев плащ из вороньих перьев, Леонардо отошёл подальше от деревянного домика, благоразумно не выходя за пределы выложенного белым камнем круга: какая-никакая, но защита. Не от надзирателя – что тому самодельная преграда, – от пламени. Которого будет много, очень много, уж тут-то Леонардо постарается! Выложится по полной, насколько сил хватит.
Надзирателя колдун не боялся, вряд ли добряк Мерлин разрешил тому убивать людей, не той твёрдости был старик. Чем подобные типажи и нравились Леонардо: они были предсказуемы. А потому их легко было использовать в личных целях, как безвольных марионеток. Что Леонардо неоднократно и проделывал с разными добросердечными глупцами.
Сложив руки на груди, закрыв глаза, Леонардо начал вживаться в образ лютого, всепожирающего пламени. Ему когда-то уже приходилось делать нечто подобное, на уроках у сумасшедшего однотелого близнеца, он тогда едва не сгорел заживо – близнец, конечно, не Леонардо. Никак не мог решиться по своей забавной двойственности: то ли приказать ученику перестать гореть, то ли бросить всё и убежать… Леонардо сам погасил пламя, но не из сочувствия к близнецу, а лишь потому, что тот ему пока требовался. Как учитель.
Колдуну не нужно было открывать глаза, чтобы увидеть происходящее, он и без того знал как сейчас выглядит: столб белого, невероятно жаркого огня, безопасного для самого Леонардо, но испепеляющего всё на своём пути. Через миг ревущее пламя штормовой волной растеклось во все стороны, прочь от своего колдовского источника. Деревянный домишко сгорел за считанные секунды, а из колодца испарилась вода… расплавились белые защитные камни… накрытые огнём стебли кукурузы взрывались с частым петардным треском от закипевшего в них сока – на лету рассыпаясь в искристую пыль; обожжённые пламенем кукурузные початки стреляли белыми шариками разбухших зёрен.
В воздухе пахло жареным попкорном и перегретым банным паром.
Огненная буря неслась над тихой зеленью поля, расползаясь всё дальше и дальше, и существовать той зелени оставалось не более десяти минут.
– Прекрати! – прогремело в небе, – ты свободен! Убирайся прочь, мерзавец, – в несгоревшей кукурузе сама собой пролегла тропинка. Леонардо без лишних слов кинулся по ней, умерив пламя, но и не гася его – на тот случай если «надзиратель» захочет напоследок сделать ему какую-нибудь подлость.
Лично он, Леонардо, поступил бы именно так.
Кукурузные стебли по обочинам тропинки обугливались до черноты, отмечая трауром быстрый путь мага; с каждым шагом Леонардо был всё ближе и ближе к долгожданной свободе. Ещё немного, и…
Колдун выбежал за невидимую стену: перед ним простиралась рыжая, до отвращения знакомая пустошь. На бегу оглянувшись, он торжествующе захохотал – позади него, до горизонта, лежала всё та же убогая равнина и никакой делянки. Никакой!
Пробежав с полсотни метров, Леонардо наконец остановился, обернулся.
– Что, съел? Сожрал, мушиная морда? – истерично прокричал маг. – Я здесь главный! Я! – и, вспомнив, погасил колышущееся вокруг него пламя, не хватало ещё степь подпалить.
Отдышавшись, колдун огляделся более внимательно: надо было понять где он находится, куда его забросило блуждающее поле Мерлина.
По левую сторону, вдалеке, виднелась синяя полоска моря – это было хорошо, не придётся брести наугад. По правую же, в получасе ходьбы, сияли ледяными отблесками небоскрёбные кристаллы города «механиков». А вот это было плохо, и даже очень. Потому что «механики», мёртвые одноглазые карлики, на дух не переносили пришельцев, убивая их раньше чем те могли что-то сказать в своё оправдание. И уже затем оживляли тела убитых для пристрастного допроса: кто такие, зачем пытались проникнуть в их город. После чего отдавали оживлённых своим кристаллам. На прокорм.
