Тата Орлова - Анастасия. Дело для нежной барышни
— Доказательства! — гневно воскликнул Владислав, заставив меня втянуть голову в плечи.
Присутствовать при таких откровениях мне точно не хотелось.
— Доказательства в этом письме, — движением подбородка указав на выпавшую из игрушки бумагу, ответил он. — Юлия действительно стала случайной свидетельницей одного разговора. Выглядел тот совершенно безобидно, если не соотнести с последующими событиями. Старшая дочь графа была не столь бойкой, как младшая, но это не делало ее глупой. Юлия Вертанову пытались похитить, когда она пробиралась во дворец, чтобы рассказать обо всем князю Леониду.
— Кто?
Северов обошел стол, подошел к императору, встав ко мне спиной.
Имени я не услышала, но догадалась без труда. Князь Ринат…
— Дальше! — потребовал Владислав, когда Северов вернулся на свое место.
— А дальше — все, — пожал плечом князь. — Отношения между Ровелином и Изаиром продолжали ухудшаться не без его помощи. Если вы помните, отец пытался найти виновника, и даже докладывал, что близок к успеху, но…
Он замолчал, бросил на меня быстрый взгляд. Не было в нем ни сочувствия, ни сожаления… только поддержка. Словно пытался сказать, что всегда будет рядом.
Увы, он не мог не понимать, насколько все изменилось за последние несколько минут.
— Один из его верных помощников сумел встретиться с Юлией Вертановой, чтобы уговорить письменно подтвердить все, чему она стала свидетельницей. Юлия отказалась, и тогда он обратился к Ольге, та и заставила сестру все описать. Что было потом, мы узнали лишь недавно — случайность, которая разрушила великолепный план и стоила всем жизни. Ольга Вертанова сама навела наемников на дом, в котором они скрывались. Прежде чем умереть, она успела отправить вестника тому помощнику. В нем было одно слово: игрушка.
— Двадцать лет, — прикусив губу, чтобы не разрыдаться, прошептала я.
Император не понял, о чем я говорила, а вот князь проявил вполне ожидаемую сообразительность:
— Да, Анастасия Николаевна, вещественные доказательства и архивные свидетельства хранятся в Аркаре двадцать лет. Этой осенью игрушка Амалии Вертановой была бы уничтожена. Вместе с доказательствами.
— А что стало с тем помощником? — неожиданно спросил император, заставив меня вновь собраться. Эта история, судя по всему, еще не была завершена.
— Служит вам, — многозначительно улыбнулся князь. Вновь подошел к императору и что-то тихо произнес.
Как я ни прислушивалась, сумела разобрать лишь несколько звуков. В том, что первым из двух слов было — граф, не сомневалась, а вот с именем… только и расслышала что-то шипящее.
— Кто?! — с явным недоверием потребовал уточнить Владислав.
Князь, уже успевший сделать шаг, остановился. Улыбнулся… грустно:
— Да, ваше императорское величество, именно он. — Потом добавил, глядя на меня, как если бы это именно я не поверила: — Бывает и так.
— Хорошо, — спустя несколько минут раздумий, произнес император, — я изучу доказательства и объявлю свое решение.
Он протянул руку, поднял письмо вместе с кольцом, поморщился, глядя на вензель императорского рода. Для Юлии Вертановой он когда-то стал символом любви.
Я надеялась, что на этом встреча будет завершена, но ошиблась, забыв о том, что князь пообещал еще один сюрприз.
— Надеюсь, оно многое изменит, — многозначительно протянул Северов, лукаво улыбнувшись. — Особенно, для него.
— Для кого? — как-то… обреченно, поинтересовался император. В отличие от меня, о еще одной возможной неожиданности он помнил.
— Для меня, — внезапно раздалось у меня за спиной.
Изумление на лице Владислава я успела заметить, пока разворачивалась. Впрочем, и сама была удивлена не меньше.
Вряд ли ошиблась, признав во входящем в комнату мужчине князя Леонида. Того самого, который вроде как теперь просто существовал, не осознавая ничего из того, что происходило вокруг…
* * *— Надо бы казнить вас, князь, чтобы другим неповадно было, — выслушав историю «чудесного» спасения сына, качнул головой император.
Все время, пока то один, то другой, рассказывали о череде событий, приведших к ситуации, когда князь Северов, чтобы спасти друга, самолично устроил «покушение» на него, Владислав расхаживал по гостиной. Мы держались с другой стороны — главное, не попадаться на пути и не встречаться взглядом.
— Но… — продолжил император, внезапно остановившись.
— Помня о заслугах моего батюшки, — воспользовался короткой паузой Северов (и ведь не побоялся перебить), — вы всего лишь посоветуете какое-то время не появляться в столице Ровелина.
Император исподлобья посмотрел на Северова, я — напряглась, готовая броситься на его защиту…
Владислав, заметив, многозначительно ухмыльнулся, но улыбка тут же сошла с его лица:
— Вы, князь, проделали славную работу, пора и домой. К тому же, — он перевел взгляд на меня, — вам необходимо официально представить свою невесту ко двору и получить мое высочайшее соизволение на этот брак.
— А я его еще не получил? — удивленно вскинул бровь Северов, но, поймав жесткий взгляд императора, тут же склонил голову. — Как прикажете, ваше императорское величество.
— А вас, — обратился Владислав к сыну, — я попрошу еще некоторое время побыть немощным.
— Ваша воля для меня закон, — сдержанно поклонился Леонид. Отошел к окну… вздох был протяжным, судорожным. — Я долго ждал этого дня, но удовлетворения нет.
— Вкус победы всегда приправлен ядом потерь, — равнодушно заметил император, но я его интонациям не поверила.
Было в том, как смотрел на сына что-то… от страха неверия. Словно боялся, что все это лишь видение. Поверишь и…
— Ее смерть на моей совести, — не оборачиваясь, твердо произнес Леонид. Мое присутствие его нисколько не смущало.
Впрочем, я тоже была частью этих событий. И сейчас, и — тогда. Потому и находилась здесь, как равная в том, что они приближались к своему логическому завершению.
— Свою вину мы можем загладить только будущими делами, — столь же категорично ответил Владислав и обратился ко мне: — Я буду рад увидеть вас при дворе, госпожа Волконская.
Я сочла это предложением оставить их одних и, поклонившись, покинула гостиную.
Из двух вариантов: подняться наверх или прогуляться, выбрала второй. Эмоции бурлили, я с трудом с ними справлялась.
Этот день хоть и был теплым, но с тем оттенком напряжения, когда возникает предчувствие приближающейся грозы. И ни чистое небо, ни птичий гомон, ни бережный, мягкий ветерок не способны избавить от подспудного волнения и тревожного ожидания.
