Элизабет Кернер - Эхо драконьих крыл
— Нет, мать, сейчас.
Она вскинулась, явно разозлившись:
— Если ему так хочется узреть, как госпожа будет справлять малую нужду, пусть приходит сейчас. Она до сих пор ни разу не облегчалась, а делается это не скоро и не просто — в ее-то состоянии! Полчаса!
Глянув на нее волком, охранник тем не менее кивнул.
— Хорошо. Полчаса. Смотри, чтобы она была готова.
— Ладно, ладно, — ответила она рассеянно, возясь со мной все время, пока он стоял рядом. Едва он вышел, она, посмотрев на меня, сказала:
— Что ж, девочка моя. На все про все у нас времени совсем чуть-чуть.
Мы быстро обсудили, что нам предстояло делать.
Акхор
Я негромко воззвал к Ланен после того, как покинул Большой грот, за несколько часов до рассвета, но она не отвечала. Я предположил, что она все еще спит. Шикрар ничего от нее не слышал.
Едва достигнув своих чертогов, я вновь обратился к Шикрару. Он по-прежнему стоял на страже у Рубежа, ожидая, когда же я поведаю ему свою часть истории. Он слышал все, о чем я говорил на Совете, открыв для себя и кое-что новое; я попросил у него прощения за то, что держал от него в тайне наше свидание в сумерках, и рассказал ему все, о чем мой друг пожелал знать: о своей опасной любви к Ланен и о нашем с ней полете.
«И из-за этого полета, происходившего лишь у тебя в уме, ты посчитал, что связан с этим дитя какими-то узами? Вне сомнений, она — необыкновенное существо, но, Акхор, ты же знаешь, что подобное не накладывает никаких обязательств!»
«Я знаю это, друг мой. Но я не ищу избавления от этих уз, каким бы безумием это ни казалось, как бы невозможно ни было. Она — вторая половина моей души. Просто по мудрости Ветров — или по глупости — она родилась в облике гедри, а не кантри».
Я не сказал ему, что во время нашего полета она предстала передо мной одной из нас. У меня были подозрения, что даже Шикрар не воспринял бы это положительно.
Но сам я не мог этого забыть. Я обнаружил, что понимаю теперь слова Кейдры, рассказавшего мне однажды о собственной Песне Влюбленных. Музыка ее присутствует рядом всегда. Стоило лишь подумать о возлюбленной, как мне вновь слышалось, будто наши голоса сливаются воедино, как в ту ночь, и она опять виделась мне в облике кантри. Самоцвет ее души подобен был чистой воде: бесцветный, он излучал свет. А доспех ее был темно-золотистым, под стать волосам…
«Как дела у Миражэй, у новорожденного?»
Оттенок его голоса тут же явственно переменился. Мне слышалось теперь, как Шикрара переполняет гордость:
«Оба здоровы, с обоими все прекрасно. Идай пытается отослать Кейдру прочь, но он все еще не в силах расстаться с ними. У моего сына малыш! Сама мысль об этом чудесна!»
Радость его на мгновение доставила мне удовольствие. Это придало мне новых сил и немного надежды. Разумеется, он не воспримет мою просьбу в неверном свете.
«Шикрар, я радуюсь вместе с тобой. Сегодня, когда род наш угасает, такое рождение вдвойне ярко. Все же, боюсь, мне придется кое о чем попросить тебя, хотя время для этого, возможно, и не самое подходящее. Поверь, если бы я мог призвать кого-то другого… Но выбор мой не слишком велик. Сейчас Совет обсуждает мою судьбу и ее. Старейших среди них нет, за исключением Ришкаана, а сказанное и содеянное мною привело его в полнейшее ошеломление. Он не в состоянии отделять мои действия от действий Ланен, — я не мог даже совладать с собственным голосом: он дрожал, словно у малого детеныша. — Прошу тебя, друг, пусть Кейдра поступит так, как просит его Идай, тогда он сможет сменить тебя у Рубежа, а ты придешь на Совет. Из всех присутствующих самый старший сейчас — Ришкаан (хотя он намного моложе тебя), и это придает его словам больше веса, чем они того заслуживают. Он уже потребовал смерти Ланен — ты ведь знаешь, он не в силах простить Владыке демонов смерть Айдришаана, своего предка, и того, что Трешак была обречена положить начало Малому роду. Для него гедри — всего лишь источник зла и мучений, Шикрар, словно ни на что более они не способны, и он желает воздать этим же злом и моей любимой. Шикрар, сердечный мой друг, я этого не вынесу. Я бы не стал просить тебя об этом в столь священный час, однако я уже все им сказал, и большего они от меня не услышат; но, быть может, они прислушаются к тебе».
Последовало долгое молчание. Когда же он вновь заговорил, голос его был угрюм, хотя и более добр, чем вначале.
«Ах, Акхоришаан. Я знаю теперь, что это правда: она твоя подруга, кто бы чего ни говорил. Мне знаком этот голос. В последний раз я слышал его, когда моя дорогая, моя возлюбленная Ирайс умирала, он исходил из моей собственной души. Я вызову Кейдру, Кхордэшкистриакхор. Утром я предстану перед Советом».
«Хадрэйтикантишикрар, я благодарен тебе от всего сердца».
После этого он умолк. Я вновь обратился к Ланен, но она все еще спала.
Больше я ничего не мог сделать. Я закрыл глаза и, погрузившись в раздумья, прибегнул к упражнению спокойствия. Оставалось ждать…
К утру я ненадолго уснул, и на этот раз мне приснился сон. Вначале мне показалось, что я вижу наш полет, ибо Ланен вновь предстала передо мной в облике кантри; однако вскоре что-то изменилось. Она стала более настоящей, более походила на себя в этом обличий; мне снилось, будто мы с ней живем вместе, подобно двум представителям одного рода: заводим детенышей, растим их, обучаем их нашей общей истории — всему, что сами знаем о двух народах. Он был преисполнен радости, этот сон, за исключением конца. Мы оба сделались старейшими, и сородичи глубоко уважали нас — так мы и умерли; однако не это встревожило меня. Уже пробуждаясь, я увидел самоцветы наших душ, с каким-то упреком мерцавшие среди останков, подобно самоцветам потерянных. Мы ничем не отличались от них, как не отличались и наши жизни, несмотря на то, что прожиты они были ярко и интересно.
Я проснулся через несколько часов после рассвета, чувствуя волнение и смутно сердясь на Ветры за то, что они ниспослали это видение, которое лишь еще больше убедило меня в неосуществимости моей мечты.
Проснувшись, я обнаружил, что Шикрар выполнил свое обещание. Кейдра уже прибыл и занял пост у Рубежа, а сам Шикрар стоял у входа в мой чертог, спрашивая дозволения войти. Я пригласил его внутрь, стараясь разогнать облако сна, все еще витавшее надо мной.
— Благодарю тебя от всего сердца, дорогой мой друг. Ты оказываешь мне честь.
Глаза Шикрара улыбнулись
— Это верно, и мой сын — тоже. Я рад, что ты ценишь это. Так чем же я могу помочь тебе и твоей избраннице?
Сердце мое потеплело от его слов. Из всех моих сородичей только Шикрар не отзывался о Ланен плохо — слова его были для моей души словно бальзам для раны.
