Юрий Никитин - Трехручный меч
Впереди из синевы проступил камень синего цвета, в нем отверстие, вода плескалась там и лизала стены. Мне камень показался камешком рядом со статуей христианской Венеры и чудовищными колоннами, но мы приближались и приближались, капитан был невозмутим, эти дороги знает, сердце замерло, когда я осознал истинные размеры и камня, и дырочки в нем.
Корабль прошел свободно, от верхушки мачты до свода можно было бы поставить еще два таких корабля, а справа и слева одновременно с нами прошел бы десяток кораблей. Я оглядывался с потрясенным видом, сердце стучало, а дыхание вырывалось из моей груди хриплое, словно я побежал от этой горы бегом.
На краю камешка, справа от дыры, через которую мы прошли, как кот на солнышке устроился, огромный дворец из белого камня. Он красиво контрастировал с синевой основной глыбы, сказочно отражался в прозрачной воде.
— Дворец Искандара Двенадцатого, — прошептал капитан благочестиво. — Чтобы его построить, с той белой горы туда семь тысяч лет возили камень… Но какое чудо выстроили!
— Семь тысяч лет, — повторил я. — Значит, был здесь период стабильной экономики. Семь тысяч лет без потрясений, падений курса, смены династий… Нет, человеку из моей страны такого и представить невозможно!
Капитан сказал сочувствующе:
— Твоя страна довольно мерзкое место, не правда ли?
— Мерзкое, — кивнул я. — Черт бы ее побрал.
Хотя династии могли меняться, мелькнула мысль, это ерунда, у нас вот сменились Рюриковичи на Романовых, никто не заметил разницы, но все прошло без смены религий, внешнеполитического курса, и сейчас идем тем же, хотя уже давно не с Романовыми.
* * *
Кораблик немилосердно раскачивало, сперва мы увидели впереди рассеянный свет, будто море светилось, а потом, когда приблизились, матрос с клотика испуганно закричал. Я поднялся на мостик, долго всматривался, не веря глазам.
В середине круга рассеянного света, даже не круга, а будто из рваной тучи падает большое светлое пятно неправильной формы, виднеется нечто абсолютно черное, круглое, что на первый взгляд показалось туннелем, уходящим вертикально вниз. Подгоняемый ветром, корабль приблизился еще, я тоже ахнул, вскрикнул, ибо на второй взгляд и на третий разглядел… настоящая широкая дыра с гладкими стенками, уходит вниз, как будто вокруг не вода, а твердый камень…
Капитан орал, парус снова приподняли, в то же время не давая его сорвать ветру, корабль неумолимо двигался в сторону черной дыры, потом его начало медленно сносить в сторону. Я затаил дыхание. Мы прошли совсем близко от края. Стены в самом деле уходят далеко вниз, похоже на трубу нефтепровода, но только в эту трубу свободно прошел бы и океанский лайнер…
И жуткое и чудовищное в том, что нас даже не пробовало затянуть водоворотом. Его просто не было, хотя это немыслимо!
* * *
Я еще глазел на уплывающую гору во все глаза, как услышал возбужденный галдеж, моряки оставили игральные кости и тыкали пальцами куда-то в пространство. Я обогнул парус, остановился, словно о стену ударенный. Вдали, порядка двух миль, по волнам легко, даже очень легко скользит параллельным курсом красавец клипер под всеми парусами. Я всмотрелся, обводы корабля смутно что-то напомнили, но память упорно выворачивалась, как скользкая рыба, а за спиной недовольный голос протянул:
— Ну вот, еще и «Летучий Голландец» на наши головы…
Капитан подошел к борту, даже спина выражала неодобрение, сплюнул за борт. Я не отрывал глаз от чайного клипера, спросил:
— А что он нам может сделать?
— Сам ничего, — буркнул капитан. — Но примета плохая…
— Это для слабых, — заверил я. — Вот у нас слабые боятся черных кошек, тринадцатых чисел и тринадцатых этажей, а сильным это как раз на руку. Слабак даже кошелек с деньгами не подберет на улице тринадцатого, а несуеверному все в масть!
Корабль-призрак красиво и легко несся по волнам, только сейчас я понял, что меня сразу смутило: волны не пенились под разрезающим их острым килем, да и не разрезал их вовсе, скользит, как облачко, хотя с виду плотный корпус, надежные мачты, вздутые паруса. Присмотревшись, различил на палубе людей в старинной одежде…
Капитан вдруг ругнулся в сердцах:
— А вот еще один!
Почти на том же курсе показался еще корабль, тоже под всеми парусами, но покрупнее, то ли фрегат, то ли вовсе линейный корабль. В высоком борту чернеют три ряда математически ровных отверстий. Явно военный корабль, торговый не станет таскать столько пушек, когда можно загрузить больше опиума.
Я, дитя асфальта, молча любовался красавцем кораблем. Пока он проходил мимо, донеслись звуки духового оркестра. Но не удалое матросское «Эх, яблочко…», а нечто строгое, суровое, мне захотелось встать навытяжку и отдать честь чужому флагу. Ругнув себя за недостаточность патриотизма, я заставил себя расслабиться и смотреть критически, как и подобает относиться к любому забугорью.
Капитан разразился длинной многоэтажной руганью. Следом за линейным кораблем появился длинный, похожий на баржу, странный корабль с высокими трубами и шлепающими по воде огромными колесами, похожими на мельничьи. Из труб поднимался дым, тоже призрачный, а широкие лопасти колес не шлепали по воде, а только имитировали погружение, хотя и достаточно артистично.
— А это что за… — крикнул он и снова добавил крепкое слово, — откуда такое чудо?
— «Катти Турк», — сказал я.
Он оглянулся разозленно:
— Знаете?
— Сам не плавал, — ответил я скромно, — но прапрадедушка мой… мог бы, да… Если бы, конечно, пошел в моряки.
Капитан поперхнулся, лицо побагровело. Из-за горизонта выдвинулись трубы и продолжали выдвигаться. Корабля еще нет, а трубы ползут в небо, и наконец начал подниматься сам корабль, огромный, массивный. Ветер снизился до минимума, мы не мчимся уже, тихо скользим, призрачные корабли легко обгоняют и уходят, как я с холодком догадываюсь, к тому самому недоброму острову.
Исполинский корабль, несмотря на планетарную массу, двигался быстро, и, хотя проходил в миле от нас, нам показалось, что заслоняет половину неба, настолько огромен. Ближе к корме отчетливо виднелась почти не поблекшая надпись, но солнце светит в глаза, я так и не сложил буквы.
— А что… это? — прохрипел капитан в ужасе. — Разве могут такие корабли быть?
— Был, — ответил я. — Только жаль, что айсберг встретил его, а не «Аврору». Какие актеры погибают вон в тех акулах, что отплыли от этого корабля… Да, если уж тонуть, то на «Титанике».
Подошел Ирунга, лицо белое, как выбеленное ветрами и ливнями полотно паруса. Проговорил, лязгая зубами:
— Капитан, я не трус…
