Ольга Громыко - Цветок камалейника
— А разве там что-то осталось? — хмуро осведомился Брент.
— Осталось, смотри, какой ты пушистый! — Радда собрала волосы в пук и сунула Бренту через плечо.
— Пуши-и-истый, — задумчиво повторил Джай, смакуя слово.
— Лапочка, — тоненьким голоском поддержал его горец, жеманно трепыхнув жрецу ресницами.
— Ну все, хватит! — Брент сердито тряхнул головой и поднялся, игнорируя возмущенный вопль Радды, предвкушавшей еще полчаса забавы.
— Хэй, а где ты гребень взяла? — присмотревшись, насторожился ЭрТар.
— Из сумки с едой, а что?
— Вообще-то я им кошака вычесываю.
Брент и Тишш одарили девушку одинаково неласковыми взглядами. Радда смущенно хихикнула и поскорее сунула гребень обратно в сумку.
Косу жрец заплел сам, абы как, оскорбив в лучших чувствах не только девушку, но и горца. По его словам, именно так выглядело самое гнусное надругательство над трупом врага.
— Дай кинжал, — надоело слушать их скулеж Бренту. Прежде чем спутники успели что-то понять, жрец одним движением отчикнул косу под корень и вручил остолбеневшей девушке: — Теперь делай с ней что хочешь. Можешь с этим поделиться…
Радда брезгливо сунула ее ЭрТару целиком, но охотник обзаводиться запасной косой тоже не пожелал и, трескуче выругавшись по-горски, зашвырнул ее подальше в кусты.
Идти по обычному дикоцветью было не в пример легче и приятнее, чем по приграничному. Даже Джай взирал на него с новоприобретенным умилением. Жрец, как обычно, шел впереди, за ним Радда, чем-то полюбившаяся трусившему рядом кошаку, а болтающие между собой парни поотстали на несколько шагов.
— Хэй, она на него смотрит! — толкнув Джая в бок, с усмешкой наябедничал ЭрТар.
— Кто? — думавший совсем о другом обережник покрутил головой. — А, Радда на Брента? Ну и что, я тоже на него смотрю… и на тебя тоже…
— Слюшай, дарагой! — возмутился недогадливостью друга горец. — Если ты на меня так сматрэт’, я в твой наглый глаз кулак дать!
— А! — дошло наконец до Джая. — Точно! Вот дурная девка…
— Э-э-э-э, не скажи… — многозначительно прищелкнул языком ЭрТар.
— Почему?
— Он тоже на нее смотрит. Кыш’, кыш’, гадкый мух! — Горец тряхнул головой, сбрасывая севшую на макушку бабочку.
Обиженный «мух» полетел вперед, обогнав Брента.
— Уже летают, — задумчиво прошептал жрец. — Как я когда-то мечтал их увидеть…
— А что в ней такого особенного? — не поняла Радда.
Жрец грустно усмехнулся. Бабочка вернулась и села ему на плечо, позволив накрыть себя горстью.
— Смотри. — Брент медленно раскрыл ладонь, на которой озадаченно шевелил мохнатыми усиками… цветок. Четыре одинаковых лепестка пронзительно-синего цвета, серебряная кайма, белые прожилки, завитые усы тычинок, лиловый воротничок из чашелистиков и короткий, с ноготь, обрывок стебелька.
Девушка завороженно потянулась к нему пальцем, но дотронуться не успела: цветок неожиданно трепыхнул лепестками и зигзагообразно взвился вверх, оставив на ладони два черных прочерка пыльцы.
— Что это было? — почему-то шепотом спросила Радда.
— Камалек. Цветок камалейника.
— Но он же… летает!
— Ну да. Иначе как бы он добрался до камалеи? Ведь их зачастую разделяет не только расстояние, но и высота — одна лоза стелется по земле, вторая может обвить дуб до самой макушки. — Брент проводил цветок взглядом, пока тот не затерялся в листве. — Так и мы… ищем, ищем… а найдем ли? В летописи сказано, что на одной камалее распускается несколько сот бутонов, в то время как камальки с окрестных лоз слетаются к ней десятками тысяч, а еще мириады гибнут по дороге.
— Найдем, — уверенно возразила Радда. — Будет тебе твоя камалея! — И ехидно добавила: — Накормит, напоит и спать уложит, всем остальным жрецам на зависть.
Брент покачал головой:
— Не издевайся. Она меня не выберет.
— Почему? Я бы выбрала, — неловко пошутила девушка.
— Во-первых, к совершеннолетию Привратницы я буду в полтора раза старше ее. — Жрец мрачно подумал, что его и сейчас-то вряд ли можно счесть завидным женихом.
— Ну некоторых женщин это только привлекает.
— Во-вторых, я «шип».
— И что?
— Убийца, — пояснил Брент, останавливаясь, чтобы подтянуть шнуровку на сапоге. Тишш сел рядом и начал старательно умываться. — На мне слишком много крови, Радда.
— Но ты же делал это ради нее! — возмутилась девушка.
— И что с того? Нож не станет чище от того, в чьей руке он зажат — врага или защитника. Да, лозе не обойтись без шипов, но кто их любит?
— Дура она, твоя Привратница! — искренне сказала Радда. — Тут народ из сил выбивается, шкуру ее спасая, а ей цветочки подавай — чистенькие, смазливенькие! Попрыгала бы по лаве, поспала на земле…
— Надеюсь, она никогда даже не услышит о подобном, — холодно осадил ее Брент. — Радда, какое тебе дело до ее выбора? Она не мужчина, а ты не жрец. И вообще — можешь отстать от нас в любом селище, тебя никто не держит.
— Ты тоже дурак! — в сердцах бросила девушка и так резко двинулась прочь от Брента, что оттоптала неуловимый Тишшев хвост, и ответ жреца — если тот вообще был — утонул в диком мяве.
***Деревья раздались, выпуская дорогу в поле — чистое, размеченное колышками, по весне хорошенько осененное и уже первый раз скошенное, в полосах подвяленной травы. Из-за уступа леса застенчиво выглядывал первый дом селища, по-петушиному раскрашенный заходящим солнцем.
Путники остановились, прикидывая, заночевать на опушке или идти дальше. Уставшая Радда попыталась присесть на Тишша, но тот с жалобным мявканьем бухнулся на бок, вытянув лапы.
ЭрТар предупреждающе присвистнул: навстречу им, похлопывая по льняной штанине прутиком и как-то воровато озираясь, брел высокий, широкоплечий детина. Такой же белобрысый, как Джай, только выгоревший добела, вихрастый и сплошь в конопушках. При виде незнакомцев с кошаком он вздрогнул и попятился, но, приглядевшись, просиял и бросился к ним.
— Ой, господин йер! Вы-то мне и нужны! — Детина с ходу бухнулся на колени и с надеждой обратил взгляд на Брента: — Благословите на злое дело!
— Какое? — растерялся жрец.
— Корову хочу скрасть, — с готовностью повинился конопатый. — Рыжую, с белым пятном на лбу, во-о-он там за селищем пасется… хотите — подойдем поближе, покажу!
— Может, господину йеру еще тебе на стреме постоять?! — возмутился Джай. Ворье проклятое! Безо всякого стеснения с Иггром договаривается, а обережи потом хоть расшибись!
— Не-е-е, — серьезно помотал головой детина. — Я и сам справлюсь, место глухое… только благословите!