Ник Перумов - Разрешенное волшебство
— Еще раз прошу меня простить, Наставник Эйбрахам. Ваша тайна умрёт во мне.
— Благодарю вас, господин генерал.
* * *Сгустилась ночь, а чудо-птица все летела и летела. “Великий Дух, да куда же они меня затащат?”— невольно ужаснулся Чарус. Судя по всему, крылатый слуга сам находил дорогу, не нуждаясь в управлении.
Полёт оборвался внезапно, когда вокруг уже царила полная темнота. Птица опустилась на плотный, слежавшийся песок; рядом что-то негромко шумело, шелестело; спрыгнув с птичьей спины, Чарус сделал два шага и оказался в мелкой тёплой воде.
— Это море, — сухо заметил Наставник. — А нам с тобой туда.
В полумраке смутно виднелся дом — шагах в сорока от кромки воды. Большой дом, Чарус только слышал, что такие есть в вольных городах на Светлой. Сразу же за ним начинался лес — бесполезный, с точки зрения любого из клана Твердислави-чей. Никчемушные сосны — ни тебе копьероста или красноплодки, без которых не смастеришь приличное оружие, ни игольников, ни зеленцов. Конечно, в темноте многого не увидишь, но полезные деревья всегда стараются сажать поближе к жилью. И уж никогда не позволяют расти так близко этим самым соснам, которые только на дрова и годятся.
— Давай за мной, — прежним безжизненным голосом сказал Учитель.
Чарус с независимым видом пожал плечами — мол, нам теперь ничто не страшно — и пошёл.
Крыльцо, пять ступеней вверх, лёгкая дверка — Чарус такую бы в один миг вынес, только плечом чуть-чуть поднавалиться. Сразу видно — Ведунов
здесь не боятся. Оно и понятно, ворожба помогает лучше любых стен, дверей и запоров.
В сенцах Чарус не увидел ничего необычного. Все здесь было подчеркнуто просто. По углам притулились какие-то кадушки, торчали отполированные рукояти домашнего инструмента, в специальном кованом поставце ярко горел пучок лучин, и Чарус невольно удивился — кто же его зажег, если он, Чарус, идёт первым и дом, судя по всему, пуст? Снаружи окна тоже казались темными.
—Направо, — распорядился Учитель.
За всё время пути он ни разу не то что не заговорил, но даже и не посмотрел на Чаруса. “Давай за мной” и “направо” — вот и всё, что дождался от него Чарус. Словно он уже перестал существовать, превратившись из того, кому помогали, в некий ходячий предмет, понимающий отданные голосом команды. Словно Учитель уже вычеркнул недавнего подопечного из списка живых. Отчего-то заныло под ложечкой.
За второй дверью оказалась небольшая уютная комнатка, опять же ничего необычного — стол, лавки, лежанка, тканые половики и скатерть, цветастое покрывало на лежаке. Чарус даже слегка разочаровался — он-то думал, что взору его предстанет нечто грандиозное.
В комнатке никого не было. Учитель вошёл следом, захлопнул дверь и, не обращая более никакого внимания на Чаруса, присел к столу, на котором точно так же, как и в сенцах, ровным пламенем горела лучина. Горела и горела, не сгорая и не укорачиваясь. Самому Чарусу сесть не разрешили. Он постоял, переминаясь с ноги на ногу (Учитель всё это время листал какие-то исписанные листы, извлечённые из его сумки, и что-то бормотал себе под нос).
Чарусу становилось всё больше и больше не по себе. И ведь только что храбрился, убеждая себя — мол, да что они теперь могут мне сделать! — а вот
при виде негасимой лучины вдруг сообразил, что могут. Могут, и притом так, что он, Чарус, сейчас даже и представить себе не сможет, что это будет такое. Во рту вдруг скопилась слюна, парень судорожно сглотнул. А ведь и верно: как поставят его перед всеми, кто погиб на Пэковом Холме, как глянут они ему в глаза, как потянут за собой, куда и самому Великому Духу нет хода, в мучилище, где расплачиваются подведшие родичей под бессмысленную гибель. Но стоп, разве он, Чарус, повёл своих именно на такую смерть? Но нельзя же было терпеть! Нельзя! Когда тебя унижают — это хуже смерти! И потом — разве не уничтожило его заклятие почти всех Ведунских тварей? На войне как на войне, ничего тут не сделаешь. И так удача может повернуться, и эдак. Не беззащитное дерево ведь валим.
Занятый этими размышлениями, Чарус даже не заметил, как в комнатке начали собираться люди. Входили, молча здороваясь коротким кивком, рассаживались. Никто не произносил ни звука. Чарус и глазом моргнуть не успел, как вокруг вдруг сделалось тесно. На парня никто не смотрел, и вообще казалось, что собравшиеся здесь отлично знают, что им предстоит, и не слишком этим интересуются.
Учители казались похожими. Все как и положено — седые, с морщинами на лицах, не отличающиеся богатырским сложением. Пожалуй, захоти он, Чарус, вырваться отсюда силой — ему бы это наверняка удалось.
Наверное, окажись он здесь до боя на Пэковом Холме, кто знает, может, и рискнул бы. Но сейчас, {когда перед всем кланом тебя лишили Ключ-Камня, в клане больше нет для тебя опоры, Чарус. 'Ты один — перед Учителями; и как же они не могут ронять, что неможно только одной Ворожее вершить всю власть и править всем!
Мудро заповедано Великим Духом — никому не отдавать всего. Неужто ж Наставники сами от этого и отойдут?
Его размышления прервал негромкий голос. Говорил какой-то старик из угла — его почти и не видно было, заслоняли спины других.
— Начнём, коллеги?
Глава третья
Повинуясь последнему приказу Наставника, Фатима собрала весь клан к Костровому Дереву. Чаруса должен был судить Совет Учителей; и, быть может, на него мог явиться, покинув своё загадочное уединение, сам Великий Учитель Исса. Так сказал Наставник, чьи слова так же истинны, как и изречённое самим Всеотцом.
Благодаря чародейству Учителя, всё, что будет происходить с Чарусом, увидят и в клане. Все, от мала до велика, кроме лишь грудных младенцев. Фатима считала, что и им невредно посмотреть — может, что и запомнят, но малыши упрямо желали спать. Вот неслухи!
Былые товарищи Чаруса тащились к месту сбора, угрюмо повесив головы. Их затея рухнула, а теперь ещё придется смотреть, как справедливый суд (каким же ещё может быть Суд Учителей?) карает их вождя. Пусть он недолго носил Ключ-Камень, но всё же он честно заслужил и честно получил его — в дар, как и положено. Фатиме же Оберег клана с неба свалился, а такое, говорят, удачи не приносит.
Неразлучные Дим, Джиг и Лев встали в первый ряд. Так оно как-то легче, хотя Чари и не сможет видеть их. Другу уже не поможешь, с Учителем не поспоришь. Конечно, клановая распря — дело страшное, но зачем же сразу, не разобравшись, отнимать Ключ-Камень?
Учитель обещал, что Твердиславичи все увидят, и слово своё сдержал.
Воздух перед Костровым Деревом внезапно заискрился, словно взорвавшись роем синих огоньков. Огоньки сыпались на землю, точно снег; Твердиславичи обмерли, глазея на невиданное чудо.
