Новый порядок. Часть 1 (СИ) - Dьюк Александр Александрович
Гаспар голову себе сломал, не понимая, как можно совершить столько наглых убийств при многочисленных свидетелях. Но понял, едва проник в сознание видевшей убийцу Елены Фернканте.
Прозвище, данное газетчиками, оказалось на редкость точным. Это действительно был всего лишь призрак. Фантом, который не сохраняется в памяти видевших его людей. Они помнят ровно столько, сколько видят. Осознанно или нет, он оказывает очень сильное ментальное воздействие, Гаспар даже смутно не мог себе представить примерный его уровень. Сам с таким не сталкивался никогда, не слышал о чем-то подобном. И не хотел бы столкнуться.
Кроме всего этого выяснилось, что убийство Рудольфа Хесса замяли на официальном уровне, хотя Призрак внаглую представился крысоловом и тряс перед надзирателем пермитом Ложи на имя Хесса. Паук, используя связи, надавил на декануса габельского Arcanum Dominium, вынудил того подготовить документы о прекращении следствия, однако поездка за ними сорвалась из-за Гирта ван Бледа.
Ван Блед вообще не давал Гаспару покоя. Не потому, что, оказалось, ренегат уже несколько дней следит за ними и неплохо осведомлен об их перемещениях. И даже не потому, что вчера его люди едва не взяли самого менталиста и Даниэль, которой все-таки удалось выкрутиться и убить троих. Гаспара интересовало, откуда у ван Бледа такие мощные талисманы, позволяющие перемещаться на большие расстояния, маскироваться, подходя на опасно близкое расстояние, чтобы наносить точный удар. Так он напал в Шамсите. Так он появился и исчез в никуда после кровавой разборки в одном из анрийских дворов. И так он убил Томаса Швенкена и едва не убил Эндерна в Модере.
Менталист говорил об этом с Геллером, и тот подтвердил, что Механик мог бы создать нечто подобное. Но никто не делал подобного заказа, к тому же Геллер ни за что бы его не принял — он принимал такие заказы лишь напрямую от Паука.
Однако талисманы у ван Бледа были. И не только талисманы — в руки его людей попали обструкторы. Получалось, кто-то из Ложи снабжал Энпе мощным оружием, и Гирт ван Блед был бы прямым тому доказательством, если бы не барон Фернканте. Старик утверждал, что Карл Адлер постоянно носил при себе талисман возврата. А ведь их осталось всего двенадцать: десять хранилось в Ложе, один был у Эндерна, другой — у ван Бледа. Откуда взялся тринадцатый? Где-то нашелся еще один гениальный мастер-артефактор, который сумел вернуть давно утраченное древнее искусство? Или же просто кто-то допустил ошибку при описи имущества во время кризиса Ложи, наступившего после заговора виолаторов в конце прошлого века?
Когда Эндерн рассказал, что ван Блед охотился в Модере на ломбардщика с Тресковой, кое-что прояснилось. Получалось, что ограбление ломбарда не случайно, раз Швенкен доносил кому-то на сторону о делах банды одного из боссов Большой Шестерки, хотя кому именно — этого Гаспар не знал. Выходило, что убийца, Анрийский призрак, заметал какие-то следы. Получалось, Энпе связана с анрийской преступностью?
Но зачем тогда ван Блед за несколько дней до этого пытался устранить убийцу не только руками наемников, но и лично? Убийца стал не нужен? Слишком много знал? Переметнулся? Или просто сорвался с цепи, потеряв всяческий контроль?..
— Эй, — тихо позвала Даниэль, мягко толкнув его в плечо.
Гаспар оторвался от размышлений, различил в темноте чародейку.
— Глянь, — указала она в темное небо.
— Я ничего не вижу.
— Это Эндерн.
— Неужели все получилось? — пробормотал Гаспар, подавляя зевоту.
— Должно же нам хоть раз повезти, — робко улыбнулась чародейка, блестя бирюзовыми глазами, и вдруг вскинула голову.
Нет, подумал Гаспар, не должно.
Он тоже услышал выстрел вдалеке. А за ним — нарастающий грохот.
Карета мчалась по темной улице. Громыхала колесами, скрипела, бешено качалась. Дверь сорвалась с петель и потерялась где-то по дороге. Окно было разбито. Пара лошадей в упряжке била подковами по брусчатке и ошалело неслась вперед. Возница матерился, неистово хлестал вожжами и хлыстом по крупам.
За ней во весь опор неслись всадники. Сложно было сказать, сколько именно. Они горячили коней, выжимали из конских мышц все возможное. То догоняли, то отставали от несущейся кареты, то равнялись с ней. Кому-то хватало ловкости и смелости выстрелить на полном скаку. Тогда из разбитого окна или из-за оторванной двери в особо дерзких, смелых и наглых выдувалась струя огня, ярко освещающего ночную тьму, или вылетал огненный шар. Лошадь испуганно ржала, кидалась прочь, но ее место занимала другая.
Одному из всадников не повезло: его окатило огнем. Пламя схватило ткань куртки и штанину, занялось, жадно опаляя и пожирая кожу. Лошадь взвизгнула, бешено взбрыкнула, сбрасывая седока, и умчалась в темноту, ошалев от ужаса. Человек, визжа от боли и сбивая липнущий и жрущий его огонь, свалился на дорогу, прямо под копыта скачущей позади лошади, которая в горячке погони даже не обратила внимания, перемахнула через упавшего и поравнялась с каретой. В отличие от трех других, которые резко встали, заплясали по дороге, но погоню это не остановило — еще с полдюжины всадников промчалось по правой обочине, не сбавив бешеного темпа.
Тот наездник на отчаянном скакуне пригнулся от едва не задевшей волосы на макушке струи огня, вырвался вперед. Выпрямился в седле и выстрелил. Возница вскрикнул, завалился на бок, выпуская из рук вожжи. Лошади, роняя хлопья пены, понеслись, таща за собой раскачивающуюся и виляющую из стороны в сторону карету.
Франц Ротерблиц высунулся на улицу, держась за стенку экипажа, увидел обнаглевшего стрелка. Желтые с красными крапинами глаза, светящиеся в темноте, загорелись бешенством. Чародей скопил в ладони мощный заряд огня и швырнул в наездника огненную волну, от которой невозможно было увернуться. Всадник вспыхнул. Вместе с лошадью. Над всей улицей пронесся страшный визг и вопль.
Пиромант обернулся на погоню.
Он воздел руку, охваченную огнем. Пламя занялось с особым буйством и яростью, освещая улицу ярче фонарей. Чародей вытянул руку — огонь сорвался с пальцев, растекся по камню, оставляя на дороге виляющую полосу поднимающейся огненной стены. Пиромант хотел преградить путь, даже очертил пламенем треть мостовой до обочины.
Карета сильно вильнула на повороте. Ротерблиц сорвался и полетел вниз, под колеса…
— Кажется, все очень плохо, — пробормотал Гаспар, вглядываясь в отбрасываемые на стены домов отсветы огня, вслушиваясь в усиливающийся гул.
— Тха! — усмехнулся Эндерн. — А когда, сука, иначей было?..
Менталист хлопнул его по плечу, не дав договорить, — из-за поворота выскочила пара обезумевших, неуправляемых лошадей, карета и висящий на борту, кое-как держащийся Ротерблиц.
— Эндерн! — крикнул Гаспар в пустоту и зажмурился от ударившего в лицо ветра, поднятого крыльями, — полиморф уже обратился в филина и летел к пронесшейся мимо карете.
Менталист всмотрелся в темноту, откуда нарастал гул и грохот погони. Нервно вздохнул, унимая дрожь в пальцах. Он не боялся, но никак не мог побороть волнение.
— Помоги ему, — сказала Даниэль.
На ней были рейтузы и жакет. Густые волосы были собраны в пышный хвост, открывали красивую шею и уши без сережек. На чародейке вообще не было украшений, даже цепочки, которую можно было бы тискать от переживаний. Она знала, что придется сегодня колдовать, и много, а ни один чародей или чародейка не терпит, когда им что-то мешает.
— Эндерн справится, — возразил Гаспар. — А ты…
— А ты все равно меня будешь нервировать, — Даниэль многозначительно глянула ему на пояс, — не обижайся. Я справлюсь. Иди.
Гаспар не стал спорить и побежал.
Через несколько шагов он обернулся и различил в потемках маленькую фигурку Даниэль, одиноко стоящую посреди дороги, на которую из-за поворота вылетела погоня.
