Ольга Макарова - Ii. Камень второй. Горящий обсидиан
Эдна лежала на кровати, поджав к груди коленки и обняв подушку.
Странно, но отчего-то ей было спокойно рядом с уверенным и молчаливым Максом. Казалось, ничего плохого не случится, пока он здесь.
…В коридоре послышались осторожные шаги: кто-то медленно, неторопливо шел сюда.
Этот кто-то, похоже, запасся светляками: их вздрагивающее голубое сияние высветило тонкую полосу под дверью.
Стало слышно, как чужак чем-то тонким и железным орудует в дверном замке…
…Максимилиан бесшумно поднялся на ноги и, приложив указательный палец к губам, велел Эдне молчать. Опустив капюшон на лицо, он сделал всего один шаг и, покинув лунный квадрат, исчез в темноте.
Конечно же, он не ушел! Это иллюзия, черный фарх… Но Эдне стало страшно, отчаянно и по-детски. Чтобы успокоиться, она, подтянув поближе свой новый меч, сомкнула пальцы на его шершавой рукояти.
…Что-то тихонько щелкнуло в замке. Дверь начала открываться, бесшумно поворачиваясь на хорошо смазанных петлях.
Первым, что увидела Эдна, была стеклянная банка со светляками, стоящая на полу: видимо, убийца поставил ее на пол, пока возился с замком. Теперь же он шагнул за порог, одновременно аккуратно подобрав дрожащий живой светильник.
Тот самый «обыватель» с рыночной площади… Он был теперь облачен в штаны и короткую куртку черного фарха, и лицо его не предвещало ничего хорошего. На мгновение Эдна встретилась с ним взглядом. Равнодушные, пустые глаза… Долгое, страшное мгновение…
До ужаса четко она услышала, с каким звуком он тянет короткий воровской меч из ножен.
…И тогда же у него за спиной шевельнулась сама тьма. Эдна с ужасом наблюдала, как медленно и неотвратимо подбирается к шее ничего не подозревающего убийцы черное дрекавачье перо с отсвечивающим острым краем.
Миг — и все было кончено: Макс правой рукой запрокинул убийце голову, тут же резким движением левой, пальцы которой сжимали перо, вскрыл ему горло и отпустил свою жертву, оставив ее биться в агонии на полу.
…Тот умирал долго и страшно. Банка со светляками разбилась вдребезги, и перепуганные насекомые порхали по комнате, освещая эту жуткую сцену.
Не выдержав, Эдна громко закричала.
Скоро сюда бежали с масляными лампами и оружием, схваченным впопыхах, сам хозяин «Айнзерая» и трое его взрослых сыновей.
Когда они подоспели, все уже стихло.
Плачущая девчонка сидела на кровати, в ужасе держась за свой маленький черный меч, так и не покинувший ножен.
На полу растянулся здоровенный парень; у него было перерезано горло.
Хромой мальчишка, тот самый, что недавно пришел с обозом из Рэриха, встретил хозяина гостиницы хмурым и тяжелым взглядом. За ухом у него недобро поблескивало странное перо… а быть может, нож в виде пера…
— В «Айнзерае» такого никогда не было. Никогда! — причитал хозяин, испуганно переводя взгляд с убитого, лежащего на полу с перерезанным горлом, на Хромоножку.
…Шума эта история наделала много. Вся гостиница не сомкнула глаз этой ночью.
До утра добрый хозяин расположил пострадавших постояльцев в своей комнате.
Эдна плакала так долго, что у нее закончились слезы. Теперь ее трясло, как в лихорадке, от пережитого ужаса.
Макс, вывалив все вещи из своей небогатой дорожной сумы, распаковал запас ингредиентов, набранных им в дорогу на просторах Зеленой Дельты. Через двадцать минут у него уже было готово успокоительное из листьев лавароссы и плодов акимника, сдобренное ванилью, позаимствованной на оставленной без присмотра кухне «Айнзерая», где, собственно, он и сварил свое зелье.
— …Скажи, Мил, а ты часто убивал людей раньше? — спросила Эдна, когда ее наконец перестало трясти и голос вновь начал повиноваться ей.
— Нет, — мрачно ответил Макс. — Только в последнее время что-то… зачастил… — он прокашлялся. Перо по-прежнему торчало у него за ухом, острой кромкой вверх.
Эдна втянула носом пар, шедший из кружки с диковинным зельем. Только сейчас, успокоившись, девушка смогла заметить и оценить нежный цветочный запах. До этого она глотала чудесный напиток, как воду, затравленно озираясь по сторонам…
— Ты знахарь… — сказала она уважительно. — Я не знала…
— Знахарь… — вздохнул Макс, понемногу оттаивая и вновь становясь самим собой.
— Я всегда хотела уметь лечить людей, — с сожалением произнесла Эдна. — Но умею варить только яды. Этому в гильдии учили бесплатно…
— Мда… — Макс с артистизмом хмыкнул. — А я бы не прочь уметь варить яды… — тогда не понятно было, к чему он это сказал. — Ну да ладно… — махнул он рукой, стараясь выглядеть как можно беспечнее. — Ложись спать. А я пойду на ковер… хм… а мягкий он тут, у хозяина…
— Нет! — вздрогнула Эдна и попросила почти жалобно: — Посиди со мной! Я… я тебе балладу спою…
— Какую еще балладу?.. — не очень убедительно изобразил раздражение Макс. Но все же присел рядом.
— Баллада Сао Саори. Древняя… — сказала Ящерка и, обняв Максимилиана, тихо-тихо принялась напевать…
С тобой мы встретились в краю,
Где свет слепит глаза…
Голос ее, все еще хранивший следы испуга, звучал нежно и сладко. Это была длинная баллада…
Еще не дослушав до конца, Макс уснул, доверчиво положив голову Эдне на колени.
Осторожно, словно касаясь ядовитой змеи, она вытащила черное дрекавачье перо у него из-за уха и, отбросив его подальше, принялась ласково перебирать тонкими пальчиками черные, шелково блестящие в лунном свете кудри своего Милиана…
Глава двадцать третья. Дорога в Гуррон
Веселый дядька с бородой
Нас, воинов, созывал.
Огнем — быстрее, чем водой, —
Все зло рассвет смывал.
В тот день мы в дальний путь ушли,
Я был суров и хмур;
И таял медленно в пыли
«Прекрасный город» Лур.
Сгущались тучи надо мной,
Тянули лапы к Ней…
Когда стою к луне спиной,
Я сам луны страшней…
Я клялся, глядя на зарю:
Каким бы ни был бой,
Знай, смерть, что я всегда стою
Меж Нею и тобой.
«Все свое ношу с собой…» — сказал кто-то и когда-то; в какие дебри омнисийской или, быть может, даже доомнисийской истории уходит это высказывание, не разберется уже никто из ныне живущих…
По вещам, которые носит с собой путешественник, можно много узнать о нем самом.
