Владимир Журавлев - Неудачная реинкарнация
Красивую все же о нем сложили балладу! Хотя и неправда всё – от первого до последнего слова. Вовсе он и не отказывался от любви прекрасных девушек ради великой цели! Ну, тем притягательней для юных сердец. Он пропел ее всю. И показал танцы: и буйные пляски степнячек, и технически очень сложный смерч с кинжалами – и требующий большой гибкости и настоящей смелости ломкий танец девушки-тени… И даже сцену прощания удалось изобразить: три рослые старшеклассницы почему-то согласились выйти к доске и неумело, но с энтузиазмом и смешинками в глазах пропели знаменитое на всю Степь «кто ты?» во всех шестнадцати вариантах. А он, как и полагалось по балладе, не ответил и пошел прочь. Есть такой прием в пантомиме – ходьба… И содрогнулись миражи-холмы от сдержанной мощи степной молитвы:
Напои меня, степь…
И растерянные девчонки вдруг поняли, что он это все прожил всерьез! Еще бы не понять! Искусство – великая сила!
Он остановился и угрюмо замолчал. Каким же идиотом он тогда был! И не исправить, не вернуть! И в классе с чего-то тишина гробовая…
– Идите, ребята, – устало сказал он. – Всё, урок закончен. А? Возжелали научиться? Ну… одобряю. Тогда к следующему занятию – с нотными тетрадями. А то знаю я вашу дырявую память, сам такой…
– Так… звонка же не было! – заикнулась Олеся Михеевна.
– Ну и что? Пара минут до звонка. Они тихо пройдут до раздевалки – и не станут толкаться с малышней в очереди. Не к лицу взрослым, по сути, людям толкаться у раздевалки с малышней и ругаться за первоочередность. Нечеловечно как-то.
– На следующем занятии осваиваем балладу? – с надеждой спросила Эвелина.
Музыкальное образование, понятно. Ей это действительно интересно. Хорошая она девочка, оказывается…
– А что же еще? – буркнул он. – Распоемся, разомнемся – и вперед, к вечной славе!
– Угу…
В тишине опустевшего класса он обернулся к скромно сидящей с аккордеоном на коленях учительнице. Надо было как-то извиняться за сорванный урок.
– Ну и что, что у тебя они не шумели? – безрадостно сказала она. – Зато ты сам шумел – на другом этаже слышно! И… урок не по плану провел! Ни опросов, ни оценок, ни творческих заданий… И вообще не по программе! И дешевую популярность зарабатываешь, с урока раньше отпускаешь! А они сейчас школу разнесут, а везде уроки! И… а чего ты молчишь?
А что он должен был сказать? Сколько раз уже он слышал подобные обвинения в самых разных мирах! И никого нигде особенно не волновали его объяснения, а волновало только, как бы побольнее уязвить, уличить в непрофессионализме… Что ж, он готов пройти этот путь до конца еще раз. Ха, непрофессионализм! Да традиции именно через искусство и передаются лучше всего! И там же, кстати, и зарождаются… Но кто бы чего понимал на Земле в функциональных особенностях традиций! Здесь и науки соответствующей нет!
– Ой… а как? – вдруг беспомощно спросила Олеся Михеевна. – А как следующее занятие вести? Я же не очень-то в музыкальном строе речи… первый раз слышу…
– Распевка, – напомнил он. – Нотная грамота. Основы, в общем. А потом я подойду, не беспокойся.
– Ага! – жалобно сказала девушка. – А баллада? Я же мелодии не запомнила!
– Да напою я…
– И там слова есть странные!
– И переведу…
– А голоса где такие взять?!
– Всё сделаем, – терпеливо сказал он. – Диапазоны сузим. Фиоритуры уберем на фиг. Танцы упростим, как для калек. И все будет в шоколаде. Ты не бойся.
– Ага! – сказала Олеся Михеевна. – А они опять шуметь станут…
– Успокою! И упокою! Я ли не психолог-модератор?!
– А вот…
А он смотрел на нее и четко понимал, что вот этой миниатюрной куколке никакие курсы психологов-модераторов не нужны: она и так превосходно манипулирует, на одной интуиции!
Она осторожно высвободилась из ремней аккордеона, встала и подошла по своей странной привычке вплотную.
– Я заметила, – тихо сказала она, – ты слишком много знаешь и умеешь. Ты же… знаешь больше, чем взрослый? Больше, чем доступно человеку, да? И у меня уже возник вопрос! А… ты, собственно, кто?
Что ж, это случалось время от времени. Иногда близкие знакомые задавали этот вопрос. Ну, у него было испытанное средство: он говорил правду, на него жутко сердились за вранье и отвязывались.
– Я бессмертный, – сообщил он, подумав для приличия.
– Ух ты! – восхитилась Олеся Михеевна, поверив сразу и бесповоротно. – Классно!
– И еще я живу в разных мирах… одновременно, – неуверенно продолжил он.
– Класс!
Он почувствовал себя полным идиотом и зачем-то взялся оправдываться:
– Но я действительно бессмертный! Хотя, конечно, умираю, как и все, и даже чаще и быстрее, если честно…
Юная учительница легко приложила пальчики к его губам, и он послушно замолчал.
– Вовчик, ты не говори больше ничего! – попросила она умоляюще. – Давай я сначала свыкнусь с тем, что уже услышала, ага? У меня и так каша в голове! Я вообще рядом с тобой чувствую себя полной дурой!
И тут скрипнула дверь. Они испуганно оглянулись: в дверях стоял Валух и круглыми от изумления глазами смотрел, где именно находятся музыкальные пальчики учительницы!
Олеся Михеевна покраснела и спрятала руки за спину.
– Блин… – обреченно сказал он.
– Вован, ты, конечно, супер и все такое, но… выдь в коридор на айн момент? – заторопился Валух.
В коридоре сидел на подоконнике бледный Конев. И дружки его толклись не то чтобы совсем рядом, но неподалеку.
– Это… – сказал непривычно смущенный Валух. – Ты как-то жестко с Конем… совсем… ну, может, он чего не понял, ты погорячился, ага? Как-то бы вам… это…
– Замяли, – согласился он недоверчиво. – Конь – нормальный парень, было и прошло… ну а тебе-то чего?
– Да я… – совсем сбился толстяк. – Короче, ребята тебе благодарны, вот! Если б не ты, нас бы старший Типун всех на запчасти разобрал!
– А я при чем? – не понял он.
– Так… это… что, при свидетелях говорить?! Ну… старший Типун же со скалы тогда сорвался – и в реку… и все…
За спиной охнули. Он стремительно развернулся – и уткнулся взглядом в испуганные глаза учительницы.
– Я тебя провожал! – сказал он ей сердито. – Все время рядом был! Не помнишь, что ли?!
Прекрасная йоха впала в опасную задумчивость.
– Не помню! – шепотом призналась она наконец. – Но скажу, если надо!
Валух уважительно присвистнул, пожал ему руку и убрался, так сказать, от греха подальше. Конев неохотно кивнул и тоже не стал задерживаться. И дружки его свалили с явным облегчением. Еще бы – нарвались по дури на убийцу-маньяка, блин!
