Джастин Аллен - Черные псы пустыни
— Мы с ним просто друзья.
— Друзья? А есть у тебя кто-нибудь больше, чем друг?
— Нет. — Ада пригубила пиво. Напиток ей не понравился. — Был один человек, но он был больше… Как бы это сказать… — Старик терпеливо ждал, но она так и не нашла нужных слов и пожала плечами.
— Что ж, раз вы друзья и вместе путешествовали, то можете разместиться на одном настиле. — Он указал на больший мат. — Если не возражаешь, конечно. Пока не найдешь другого.
— Я и не ищу другого, — щеки Ады вспыхнули.
Андер присел над отпечатком сапога. Четкий слепок в грязи, несколько сухих травинок вмяты в глину. Он шел по следам вверх по течению. Громадный Ибекс здесь сузился до размеров крупного ручья. Если так дальше пойдет, скоро можно будет через него перепрыгнуть.
Что дальше?
Карт этой местности никто не составлял. Может, суждено ему увидеть и засохшие облака, падающие с неба. Воздух здесь холодный, дышать трудно.
После долгих лет в руднике Андер с жадностью впитывал новые впечатления. Около полудня он вышел к заброшенному лагерю. Угли костра холодные, но все же он приближается к цели.
Нагнувшись к воде, чтобы напиться, Андер обнаружил еще один отпечаток. Меньше других, нога босая. Может быть, женщина-нифилим купалась в реке? Но нет, пальцы этой ноги никогда не сдавливал сапог, они могут даже поднять что-нибудь с земли, а при случае ухватиться за ветку. Широко расставленные длинные пальцы.
Андер углубился в траву и обнаружил множество отпечатков босых ног. Нашел длинные белые волосы, явно не с голов нифилим. Слишком толстые и грубые. Волосы дикаря. Старого, судя по цвету.
Андер тщательно обыскал местность и пришел к выводу, что не он один охотится на нифилимов.
Ночью Андер, пытаясь согреться, закутался в плащ и лежал, вспоминая истории о дикарях. Он слышал, что нифилимы заперли в сердце горы плененную королеву диких земель, дух которой Анта-Кане не смог сломить. Верить этой легенде или нет? Он представил себе громадное животное с мощными когтями и пеной на губах.
— Надеюсь, она оставит мне хоть одного-двоих, — пробормотал он, засыпая. — Хотя бы одного белоголового.
Эпилог
Догорало еще одно лето. Самое суровое за прошедшие годы. Над улицами висели тучи пыли. Стены дышали жаром. Трава выгорела. Каналы обмелели и превратились в грязные ручейки.
Но вот в лазурном небе возникли первые белые точки, сгустились в облака. В воздухе ощущалась влажность. Птицы почуяли близкую смену погоды. Свернув в проход между стенами розового камня, Ада указала на цаплю, летящую на восток, к реке.
— Видишь? — спросила она.
Ева, примостившаяся на бедре матери, уставилась вверх.
— Нет.
— Что там? — спросил Ламех. Рядом с ним с серьезным видом шагал Агассеир, держась за руку отца.
— Цапля, — ответила Ада.
— Наконец-то, — вздохнул Ламех.
Они дошли до двери в конце прохода, Агассеир постучался. Дверь весьма солидная, из кедровых брусьев, перехваченных бронзовыми полосами. Стук маленького кулака почти не слышен, хотя Агассеир колотит изо всех сил.
— Что Джаред еще задумал, — пробормотала Ада, опустив дочь рядом с Агассеиром и оправляя рубаху. Она потяжелела за последние недели, но надеялась, что никто этого не заметит.
— Игра, должно быть, — предположил Ламех. — Как обычно.
Тут дверь открылась.
— Ага, пришли, — воскликнул Мелеш, улыбаясь детям.
— Не слишком рано? — спросил Ламех. В коридоре было темно.
— Вы всегда вовремя, — успокоил Мелеш, впуская гостей.
Они миновали несколько комнат, убранных коврами и драпировками, уставленных дорогой мебелью из твердого дерева. Дом изобиловал коридорами, лестницами, взбегавшими до самой крыши и спускавшимися в погреба, где пахло пряностями и пивом. Наконец они достигли центрального зала дома. Иногда Джаред устраивал здесь приемы для своих воров, но случалось это редко. «Рог улитки» больше подходил для этих целей.
Зал этот — самый простой, но одновременно и самый торжественный в доме. Никаких излишеств, только ряды сидений полукругами. У задней стены размещен большой стол, уставленный всевозможными яствами. Птица, свинина, козлятина; жареная, вареная, печеная, копченая; хлеб разных видов, сыры и фрукты, пиво и сласти. Вытяжные отверстия под самым потолком одновременно играют роль еще и световых окон.
Джаред стоял у стола, угощая своих подчиненных. Они уписывали еду с такой жадностью, как будто только что вышли из пустыни после долгих скитаний.
— Вот и вы, — воскликнул Джаред. Он взъерошил волосы Агассеиру и пощекотал Еву, заставив крошку завизжать от восторга. — Как дела, друг?
— Мы хотим смотреть на Андеров, а мама не дает, — прогудел расстроенный Агассеир.
— Да ну?
Ада возмущенно покачала головой.
— Солома да старые тряпки, что такого! — улыбнулся ей Джаред. — Ты в их возрасте и не такое видала.
— Хватит жечь, ломать, крушить, — возразила Ада.
— Да и Андер вовсе не такой плохой, — добавил Ламех.
— Что такое Андер? — спросила Ева.
— Балда, — презрительно бросил Агассеир. — Он соломенный дядька. Его жгут, а он пугает злых духов. Правда, Джаред?
— Правда. И самый большой костер Кан-Пурама как раз на площади в конце моей улицы.
— А можно посмотреть? — взмолился Агассеир.
— Ой, мама, мама, пожалуйста! — завизжала Ева.
Дети умоляюще смотрели на родителей. Ламех не выдержал.
— Ладно, но только издалека.
— Ламех! — возмущенно воскликнула Ада.
— Мы потом им все объясним, когда подрастут, — улыбнулся ей Ламех.
— А как складывают костер, мы увидим?
— Я знаю одно местечко, — с видом заговорщика прошептал Джаред. — Видишь дверь? За ней лестница. Наверху тебя ждет лучший вид в Кан-Пураме. Мелеш вам покажет.
Агассеир и Ева рванулись к указанной двери, усатый вор устремился за ними.
— Сколько уже Агассеиру? — спросил Джаред, глядя детям вслед. — Шесть?
— Не хуже меня помнишь. И все равно каждый раз спрашиваешь.
— Он не знает, что я его наследником сделал?
Ада молча покачала головой.
— Правильно. Богатство портит молодежь. Отнимает у них соль жизни.
— Я бы не возражал, если б моя жизнь не была такой соленой, — проворчал Ламех.
— Ну-ну. Твои родители усердно трудились. И славно! Отец твой баржи водил, лодки… пока ноги не лишился. Мать сыр делала, в город носила. Разве они были несчастны?
Ламех улыбнулся.
— Когда я еще малышом был, мне нравилось ходить с матерью на рынок. Она молоко покупала… Я думал, что мы богачи.
