Лорел Гамильтон - Кровь нуар
Я шла по коридору, придерживаясь стены, пистолет наготове — на случай, если они еще есть. И той частью своего существа, что любит мертвое, я искала вампиров. Много лет назад я смотрела, как мой учитель Мэнни Родригес обнаруживает в доме вампиров — он никогда не ошибался. Мне это тогда казалось чудом. А сейчас я высылала наружу интуицию некроманта, обшаривала ею дом — и ни одного не чувствовала. Либо они потрясающего класса, лучше чем у меня, либо, кроме этих двух, вампиров в доме не было. Настоящая опасность теперь — слуги-люди. Людей я не чую так, как умею чуять вампиров.
В конце коридор открывался без двери в комнату побольше. То, что мне было видно, выглядело как самая обычная гостиная: диван, телевизор, торшер. Я вышла туда, держась спиной к стене. Ближайший ко мне угол был чист, и я прижалась туда спиной, обводя комнату пистолетом.
Посреди комнаты что-то было — перед диваном, не совсем возле полуторного кресла у другой стены. Что-то лежало в луже крови, от которой почернел серый ковер. Мозг отказывался воспринимать подробности. Я позволила ему это делать, потому что знала, чего стараюсь не видеть. Это был Джейсон. Должен был быть Джейсон.
Один из самых трудных поступков за много лет — это было осмотреть помещение, не бросившись к Джейсону, как только я его увидела. Я заставила себя осмотреть все углы, в том числе углы под потолком. Я видала, как вампиры летают, а уж зависнуть под потолком для них плевое дело. И я заставляла себя не смотреть на Джейсона, пока не убедилась, что в комнате чисто. Только тогда я пошла вперед. Только тогда я издала звук, застрявший у меня в горле. Нет, честно, я не завопила — это было хуже вопля. Это звук, который издаешь, когда худшее уже случилось, и ни одно придуманное людьми слово не может выразить твою боль. Так голосят по покойнику.
Я знала, что это Джейсон — судя по размеру и крошечному пятну в волосах, там, где они не пропитались кровью. Других признаков вампиры не оставили. Ковер хлюпнул под коленями, когда я опустилась возле него. Комната воняла сырым фаршем, ковер стал морем черноты.
Наверное, я на пару минут обезумела. Уронив пистолет и обойму в лужу крови, я стала развязывать Джейсону руки. Зациклилась на этом. Если вот освобожу ему руки, сразу должно стать легче. Вот только надо освободить.
Они сковали его гибкими наручниками и металлическими, пропустив их через ввинченную в пол металлическую петлю. Нужен нож и ключ. Огляделась — ножи были выложены на столике возле дивана, на полотенце, как для какой-то макабрической хирургии. Возле торшера лежал бумажник, кольцо с ключами и сотовый телефон, будто вампир перед пыткой выложил все у себя из карманов. Организованный, мерзавец. Явно он такое делал не в первый раз.
Я выбрала нож, наименее окровавленный, и взяла ключи. Разрезать гибкие было легко, а вот ключ я никак не могла найти. Пришлось собраться и заставить себя работать медленнее, перестать суетиться, подбивая ключ.
В конце концов я освободила ему руки. Подползла к ногам, потому что они были связаны так же. И вот только закончив эту работу, поняла, что я выбрала неправильный порядок действий — но я должна была снять оковы, должна была. Джейсон не шевельнулся ни разу. Вообще. От пут я его освободила, но он…
Я положила пальцы ему на шею.
— Господи, молю тебя, дай мне найти пульс. Господи, Господи…
Кожа Джейсона была холодна. Плохо. И пульс я не могла найти. У меня самой пульс застучал так, будто хотел биться за двоих.
Тогда я положила руку ему на грудь — и услышала сердце. Не знаю, не могла я найти пульс потому что не умею или потому что его там не было. Если не было, то очень плохо.
Я чувствовала, что не могу думать.
— Думай, Анита! Думай, черт тебя побери!
Надо остановить кровь, но ведь столько ран — как передавить артерии во всем теле? О боже.
Мне вспомнилось, как умирал Циско. Он был крысолюдом, и он истек кровью, хотя вокруг него хлопотала бригада врачей. Но они пытались его заставить перекинуться. Если ликантропа заставить перекинуться, это его лечит. Отчасти.
Я положила руку на грудь Джейсона. Сердце у него стало сбоить.
Нет, нет!
— Джейсон, Джейсон, борись! Я здесь! Помоги мне!
Я хотела, чтобы он хоть глаза открыл, хоть что-нибудь, но он лежал неподвижно, и сердце у него стучало с перебоями. Медленно. Медленнее.
А, черт!
И я сделала единственное, что могла придумать, чувствуя, как его сердце умирает под моей рукой — я призвала свою волчицу. Сейчас не было бега по длинному коридору у меня внутри, не было деревьев — просто вдруг у меня в голове возник ее образ, белый мех с темными пятнами. И я дала этому образу себя заполнить, и у меня получилось. Я приняла себя такой, как я есть, приняла с тем, что есть во мне. И не было сопротивления, была только отчаянная необходимость. И свое волчье я втолкнула в Джейсона, как вталкивала тигриное в Криспина, как много раз до того с другими. Протолкнула зверя вниз по руке, в останавливающееся сердце, желая, требуя, чтобы он превратился, и знала, что если это не поможет, то ничто уже не поможет. Если он слишком сильно ранен, чтобы перекинуться, то он…
Впервые не было ни малейшей боли при передаче моего зверя — потому что я не сопротивлялась этому. Была сила и теплота, и ощущение, как из меня вытягивается что-то, будто дополнительная часть тела, о которой я даже не знала, что она у меня есть, и вдруг вот она, я ее ощущаю, могу ею двигать, и вот ее снова нет. Она вошла в Джейсона, и я чувствовала, как она там движется, проникает глубже. Я нашла его зверя, и то, что было нежным и любовным, вдруг стало взрывным. Мне нужно было, чтобы он перекинулся. И звери почувствовали эту необходимость — а может быть, волк Джейсона тоже не хотел умирать.
Тело Джейсона дернулось у меня под рукой. Он замычал, вскрикнул — и по телу его потек мех. Оно сжималось, меняло форму. Когда-то, ощутив, как вплотную ко мне перекинулся Ричард, я испугалась до смерти. Сейчас не было у меня более желанного ощущения. Получилось. Получилось. Я продолжала держать руку на нем, и энергия превращения плясала у меня по коже электрическим и живым поцелуем.
И когда процесс закончился, передо мной лежал на боку, тяжело дыша, серый волк. Сердце под рукой билось мощно и ровно. Волк открыл глаза цвета молодой весенней листвы, увидел меня, и посмотрел на меня так, как никогда не мог бы посмотреть настоящий волк. Веки задрожали и опустились, тело снова стало перетекать и двигаться. Снова появились среди и поверх волчьей формы контуры человека, и моя рука лежала на боку у Джейсона.
Я положила ее на середину груди — сердце билось мощно и ровно. Он был все еще холоден на ощупь, но сердце билось лучше. Я вытерла руку о джинсы, пытаясь стереть кровь и прозрачную влагу превращения. Снова положила руку ему на шею. На этот раз я пульс нашла.