Карина Демина - Изольда Великолепная
– Ой, поверьте, очень даже удобно, поскольку в отличие от их светлости я ценю комфорт. У меня даже кресла мягкие имеются. И еще надо найти вам платье, достойное столь прекрасной дамы…
Он посадил совершенно растерявшуюся леди в седло. Гнев отнесся к смене всадницы с философским спокойствием. Сержант поднял оба щита. Один он закинул на плечо, помяв изгвазданный плащ. Второй держал в руке.
– Полдень скоро, – сказал он, потирая свободной рукой шею. – Хорошее время для свадьбы.
Все получилось не совсем так, как планировал Юго, но тоже очень интересно.
Кайя Дохерти сдержался!
А ведь малости не хватило… Юго было бы интересно посмотреть. В Хаоте он многое о местных лэрдах слышал, но слышать – одно, а видеть – другое.
Чувствовать – третье.
Это походило на зимний шторм, который предупреждает о появлении редкими уколами молний и голосом далекого грома. Потрескиванием седого льда и снежной мутью.
Юго нравилось слушать шторм.
Он ложился на снег, подставляя ветру лицо и руки, позволяя опалять кожу, потому что только так не ощущал боли. Ему бы пригодился шторм здесь, но Кайя Дохерти сдержался.
И Юго чувствовал себя обманутым. Чем дальше, тем сильнее становилось разочарование. И палец на спусковом крючке дрожал – такого не случалось прежде. Юго убрал винтовку.
Ничего. Впереди целая неделя.
Юго постарается, чтобы их светлость не заскучал.
Помост возвышался над толпой. Он был нарядным – шелка, ленты, цветы – и в то же время отвратительно ненадежным. Мое воображение рисовало картины одну другой мрачнее. Вот доски трещат под совокупным весом Высокого Совета. Или толпа, потеряв остатки разума – хотя не уверена, что можно терять то, чего нет, – напирает и сносит золотую цепь стражи. Или Кайя, вновь помрачневший, срывается на людей… в общем, невеселая у меня получалась свадьба.
Орали рога. Выли волынки. И дробный стрекот барабанов испытывал нервы на прочность.
Дыши глубже, Изольда.
Кайя поднял руку, и музыка – если это можно назвать музыкой, – оборвалась.
Стало тихо-тихо.
– Леди Изольда. Моя жена.
Плащ мой беззвучно соскользнул с плеч. И тишина изменилась. Я слышала их, через Кайя или собственное больное воображение, но слышала. Удивление. Неприязнь, которую объяснить была не в состоянии. Презрение.
Я не похожа на леди в их представлении, в этом все дело.
Но они ведь привыкнут?
– Ее слово – это мое слово…
Кайя положил руки на плечи. Тепло. Горячо даже. И пока он рядом, я выдержу эти взгляды и эту необъяснимую ко мне ненависть.
– Уважение к ней – уважение ко мне. Кто же посягнет на ее жизнь, честь и достоинство, будет признан виновным в измене.
Кратко и доходчиво. Даже я прониклась.
Кайя не накрыл меня своим плащом – он меня в него укутал. И дальше что? Я забыла, что дальше… кажется, я должна преклонить колени… одно или два? Или вообще ниц пасть, лбом о помост биясь?
Ноги подкосились сами, и я убедилась, что у плаща есть одно несомненное преимущество – он мягкий. Надеюсь, говорить ничего не придется…
Не пришлось.
Кайя подали корону, ту самую, из подземелий. И бремя власти в золотом эквиваленте легло на мою голову. Плечам тоже досталось – широкая золотая цепь с крупными каменьями весила килограмма три-четыре. А про цепь меня не предупреждали! Право слово, мне кольца как-то привычней.
Заодно хотелось бы узнать, как долго предстоит изображать из себя покорную деву.
Недолго. Кайя не стал поднимать меня. Он опустился на колени и, наклонившись ко мне, прошептал:
– Прости.
А потом поцеловал.
Перед всеми.
Советом, лордами, леди, толпой, которая застыла в неодобрительном молчании… а и плевать.
Юго едва не застонал от разочарования.
Ну как дети малые, ей-богу!
Вторая ошибка за день.
С женщины спрос невелик: она чужая и чужой себя показала. Но Дохерти должен был понимать, чего творит. Здешний закостенелый мирок не примет всерьез мужчину, который становится на колени перед женщиной. Да и еще целует ее прилюдно.
Слабость и разврат в одном флаконе.
Или это побочный эффект такой? Глобальные изменения психики невозможны без нарушения адекватности восприятия?
Хотя, конечно, очаровательно… невероятно очаровательно.
Юго всплакнул бы от умиления, когда б умел плакать.
Я как-то смутно запомнила возвращение в замок. Только то, что сидела на лошади, габаритами не уступающей Гневу, прижимаясь спиной к их светлости, который в свою очередь держал меня крепко. Захочешь вырваться – не вырвешься.
Я не хотела.
Впервые за день мне было спокойно и хорошо. Надежно.
– Все в порядке? – Кайя задавал этот вопрос каждые две минуты. И ответ, что да, все просто замечательно, его не убеждал.
Слева ехал лорд-канцлер на узкомордом жеребце соловой масти. Справа держался Магнус, странно задумчивый и, сказала бы, недовольный.
– Ваша светлость, – лорд-канцлер решился обратиться, лишь когда впереди показались ворота в Верхний замок, – вы поступили крайне неосмотрительно.
– Когда? – поинтересовался Кайя.
Судя по взгляду любезного мормэра Кормака, тогда, когда решил взять меня в жены.
– Позвольте совет. Никто не воспримет вашу жену как леди, если вы сами будете обращаться с ней, как с портовой девкой.
Я успела схватить Кайя за рукав. Ну что ж он у меня нервный-то такой? Должен был бы уже шкуру нарастить, привыкнуть к непроизвольным разливам яда.
Лорд-канцлер благоразумно придержал лошадь, а Магнус нарушил молчание:
– Он зол. И он прав, племянничек. Сегодня был не лучший момент. Прости уж, что так говорю, но… люди не любят, когда действительность не соответствует их ожиданиям. Что на тебя нашло?
Я знаю что. Ему было больно из-за того, что у нас такая свадьба. Люди не приняли меня. А Кайя едва не уничтожил город. И в его восприятии все переплетается, но вывод однозначен: Кайя виноват.
Переубедить не выйдет.
И глядя на него снизу вверх – в поле зрения разрисованная мураной шея и мощный подбородок, – я повторяю про себя уже поднадоевшую мантру: все хорошо. И зарабатываю еще один поцелуй – в макушку.
…Когда распорядитель повел Тиссу к верхнему столу, она поняла, что произошла ошибка. Ее место не здесь, а у самых дверей! Она попыталась было донести это до распорядителя, но он, выслушав Тиссу со всем возможным вниманием, покачал головой:
– Ошибки нет, леди.
А потом она увидела тана Атли.
– Это… это вы?
