Макс Фрай - Вся правда о нас
Мне, впрочем, было не до его речей: на меня сразу набросилась Скрюух. И принялась выражать любовь и привязанность единственным известным ей способом — стягивая с меня лоохи. К счастью, это не так просто, как ей кажется, но держать процесс под контролем всё же необходимо. Скрюух трудолюбива, настойчива и оптимистична. И не оставляет надежд однажды прилюдно раздеть меня догола.
В общем, я был так занят борьбой с дружелюбной птицей, что далеко не сразу заметил замешательство Нумминориха, который улыбался гостеприимным урдерцам, как недорогая деревянная кукла. И говорил соответственно — короткими рваными репликами, какую-то вежливую бессмыслицу, которую из него обычно и на Королевском приёме палкой не выбьешь.
Но даже заметив, я сперва не придал этому значения. Нумминорих, на самом деле, довольно стеснительный человек. Сейчас гораздо меньше, чем прежде, но всё равно порой на него находит. И ему далеко не всегда удаётся держаться, как ни в чём не бывало.
Скрюух тем временем уволокла меня к столу и практически силой заставила сесть. А камру я попробовал совершенно добровольно. И облако сразу сунул за щёку. Ну, то есть, туманную клатту. Или клатт, Магистры ведают, как правильно. На вкус — призрак невинно убиенного отца манной каши с вареньем, этакое разреженное суфле.
Наконец Нумминорих воспользовался Безмолвной речью.
«По крайней мере, птица настоящая», — сказал он.
«Что?!»
«Придумай какую-нибудь уважительную причину быстро отсюда уйти», — попросил он.
Было бы что придумывать. Я вскочил, картинно хватаясь за голову и спешно припоминая эксклюзивные шимарские ругательства, которым научился от заколдованных Джуффином тарелок.
— Драть твоих упырей на дне колодца! Пожрать спокойно не дают. Простите, друзья. Нас вызывают на службу, срочно, и что самое обидное — обоих сразу. Припрячьте для меня парочку этих облаков, я их пока не распробовал. Пошли!
Последняя реплика адресовалась уже Нумминориху, который с нескрываемым облегчением кивнул и последовал за мной.
Обернувшись с порога, чтобы всем помахать, я увидел, что Ди смотрит нам вслед. И лицо его бело, как пасмурное зимнее небо. Даже ещё белей.
Ёлки.
— Птица, значит, настоящая, — сказал я, когда мы с Нумминорихом оказались на улице. — А все остальные, получается, нет? Что ты такое там унюхал?
— Да ничего особенного. Одного сновидца, и всё. Впрочем, дом тоже настоящий. И мебель. И продукты, и даже бочка с морской водой. Пока не понимаю, как всем этим реально существующим предметам удалось органично прорасти в сновидение, природа которого по умолчанию нестабильна. Да ещё и сохранять в нём естественную для плотных материальных объектов неизменность на протяжении достаточно долгого времени. Но это так.
— Одного сновидца? — не веря своим ушам, переспросил я. — Всего одного сновидца?! А как же?..
— Погоди, — он остановился как вкопанный посреди улицы. — То есть, ты не знал? Это не просто проверка? Не шутка, не сюрприз?
— Сюрприз, — повторил я. — Да уж, сюрприз! Триста вурдалаков вам всем в задницу. И мне за компанию. Чтобы отвлечься.
— Ты что, за всё время знакомства ни разу не проверил, спит он или бодрствует? — изумился Нумминорих.
— Во-первых, кто именно у нас «он»?
— Дигоран Ари Турбон, который со мной разговаривал. Остальные ему просто снятся. На самом деле, их нет.
Я сел на тротуар и закрыл лицо руками. Не потому, конечно, что собирался безутешно рыдать. Неплохое было бы решение, но я, увы, не умею. Просто не хотел, чтобы Нумминорих заметил, как я разозлился. Глупо сейчас рычать: «Я тебе дам — их нет!» Он-то в чём виноват.
— Во-вторых, — наконец сказал я, — конечно, я сразу проверил. Ди и всех остальных. В первый же день. Без задней мысли, просто по привычке. Я теперь на всех, с кем знакомлюсь, сразу смотрю боковым зрением: мерцает или нет? Ди не мерцал. И никто из его домашних. С виду все они самые обычные люди. А иных способов отличать спящих от бодрствующих я не знаю.
— Ну да, точно! — оживился Нумминорих. — Бывает же, что нет никаких внешних признаков, ты сам мне говорил. Это когда совсем крутой мастер сновидений за дело берётся, да? А этот твой Ди точно крутой! Чтобы не только его самого, но и всех, кому он приснился, можно было потрогать, да ещё и пищу из их рук есть… О таком мастерстве даже в Тубуре только легенды рассказывают. А ведь они знают про сновидения больше нас всех вместе взятых.
Он сел рядом со мной. Спросил:
— Ты очень огорчился?
— Не огорчился. Это иначе называется. Я в отчаянии.
— Так успел их полюбить?
— Успел, не успел… Как будто только во мне дело. Базилио у них в гостях с утра до вечера пропадает. Меламори ходит спасаться от мрачных мыслей, говорит, впервые в жизни встретила людей, которые успокаивают её самим фактом своего существования. А Малдо, бедняга, ухаживает за Иш…
— За кем?
— За мальчишкой, когда он — девчонка. У неё, понимаешь, пол периодически изменяется, примерно раз в несколько дней. Я-то ещё удивлялся, с чего вдруг Иш так мотает из одной крайности в другую, но теперь ясно. Когда ты просто чей-то сон, поди за собой уследи. Ладно, не важно. А леди Лари…
Тут я наконец прикусил язык, так и не позволив ему произнести Кофино имя. Что бы ни стряслось, это не повод сплетничать. До чего я докатился а.
— Я понял, — кивнул Нумминорих. — Люди, которых ты любишь, успели крепко привязаться к этим фрагментам чужого сна. А теперь тебе придётся собственными руками всё разрушить. Разбудить спящего, потому что он всё равно рано или поздно умрёт, и его сновидения исчезнут в любом случае, верно?
Дырку надо мной в небе. Ещё и это!
О необходимости разбудить спящего ради спасения его жизни я до сих пор вообще ни разу не вспомнил. Только мучительно гадал: это дружище Ди у нас куманский убийца с красным лицом, или всё-таки просто кто-то очень на него похожий? И как бы это поскорее выяснить? А теперь получается, никакой разницы. Всё равно придётся его будить.
— Понимаешь, на самом деле беда даже не в том, что мы полюбили это урдерское семейство, — наконец сказал я. — Просто они же совсем настоящие. Не иллюзорные тела и звуки, а живые люди, совершенно как мы с тобой.
— Но…
— У этих чужих сновидений есть сознание и всё, что к нему прилагается, я точно знаю, потому что подолгу находился рядом с каждым из них. Мы разговаривали, смеялись, играли в Злик-и-злак, утешали друг друга, спрашивали совета, делились воспоминаниями и впечатлениями — всё, что обычно делают люди, собравшись вместе. И моё сердце всякий раз отзывалось на их душевные движения. Значит, было, на что отзываться. Меня обмануть легко, зато его — невозможно. Когда меня окружают наваждения, моё сердце каменеет и умолкает, я уже столько раз проверял, знал бы ты… И тут вдруг выясняется, что этим людям вот-вот придётся исчезнуть. Не просто умереть, а исчезнуть! Совсем. Как будто их никогда не было. Нет, я так не могу.
