Час Черной звезды - Малинин Евгений Николаевич

Еще двое суток многоликий был на грани жизни и смерти, но затем наступил перелом. Утром, на четвертые сутки после начала лечения, Кайсун открыл глаза, и взгляд его был ясен. Оглядев окружающий мир, он наткнулся взглядом на бледное, осунувшееся лицо стоящего рядом с повозкой Бамбарака и вдруг усмехнулся:

– Я смотрю, досталось тебе… лекарь!

– Досталось, – кивнул, соглашаясь, изверг и слабо улыбнулся в ответ. – Но оно того стоило.

– И долго я валялся без памяти?

– Трое суток.

– Так вот почему я так голоден!

Нет, в этот день Кайсун еще не встал со своей подстилки в повозке, но на следующее утро он, поддерживаемый Вотшей, уже с полчаса погулял перед отправлением каравана, а еще через сутки смог сесть в седло!

Вечером того же дня, когда караван остановился, люди, накормив лошадей и поужинав, легли отдыхать, Кайсун неожиданно слез с повозки, в которой ночевал, и, чуть прихрамывая, подошел к костру. Около костра, уставившись в невысокое, легко пляшущее пламя, сидел Вотша. Многоликий присел с противоположной стороны костра и минут пять также смотрел в пламя, а затем негромко спросил:

– Слушай, изверг, за что ты так не любишь многогранных?

Вотша не поднял на многоликого глаза. Он долго молчал, продолжая глядеть в огонь, а затем так же негромко ответил:

– Ты ведь и сам не поверишь мне, если я скажу, что люблю многоликих.

Кайсун, похоже, ждал такого ответа на свой вопрос и потому сразу же задал следующий:

– Почему же ты тогда со мной возился?!

Вот тут изверг наконец оторвался от огня и посмотрел в лицо многоликому долгим задумчивым взглядом. Кайсун понял этот взгляд по-своему и снова заговорил, стараясь, видимо, пояснить заданный вопрос:

– Если бы ты не настоял на лечении, дал бы мне повернуться к Миру родовой гранью, одним, нелюбимым тобой, многогранным стало бы меньше, так почему же ты вмешался?

Вотша пожал плечами и каким-то странно обреченным тоном проговорил:

– Не знаю. Я как-то не думал об этом. – Он немного помолчал и добавил: – А в общем-то, ничего странного – ты страдал, я мог тебе помочь.

– Нет, я все равно не понимаю! – Кайсун начал горячиться. – Ты не любишь многогранных, может быть, даже ненавидишь! – Он внимательно посмотрел в опущенное лицо изверга, словно пытаясь убедиться, что угадал его чувства, но тот ничем не показал своего отношения к услышанному, и тогда Кайсун продолжил: – Ты мог без вреда для себя уничтожить многогранного и… спас его! Почему?!

И снова Вотша поднял глаза и вдруг улыбнулся:

– А что изменилось бы в этом Мире, если бы я позволил тебе умереть?

Кайсун не ожидал такого вопроса-ответа и слегка даже оторопел, а изверг продолжил:

– Разве это утолило бы мою… ненависть? Или многоликие поняли бы, что изверги – тоже люди, хотя и не равные им в… возможностях? Нет, если бы ты ушел к Матери всего сущего, наш Мир остался бы прежним, жизнь и смерть одного многоликого или одного изверга ничего никогда не изменят. Многоликие по-прежнему будут презирать и уничтожать искалеченных ими же извергов, а изверги по-прежнему будут молча терпеть презрение и издевательства, копя свою ненависть! И так будет до тех пор, пока изверги не найдут средства бороться с многоликими на равных! Вот тогда…

Он замолчал, еще раз пожал плечами и опять уставился в огонь.

Кайсун долго молчал, словно обдумывая сказанное извергом, и наконец проговорил:

– А ведь это… тоже… в своем роде – презрение.

– Нет, – покачал головой Вотша. – Это, скорее, рационализм. Реальное понимание существующих условий.

– Рациональное понимание существующих условий… – медленно повторил Кайсун, поднялся на ноги и, прихрамывая, вернулся на свое место в повозке. Вотша еще долго слышал, как он вздыхал и ворочался на постели и наконец затих, успокоенный сном.

А следующим утром, когда Кайсун и Вотша были уже в седлах, в хвосте каравана снова появился многоликий Айрыс. Ткнув зажатой в кулаке плеткой в своего дружинника и стоявшего рядом с ним изверга, он скомандовал:

– Ты и ты, изверг, следуйте за мной!

Так Кайсун и Бамбарак снова оказались в голове каравана. И теперь караван, ведомый многоликим Айрысом из стаи южных сайг, свернул к Югу и вышел из лесов, принадлежащих стае восточных рысей, в степь, на ничейную территорию. Он направлялся к землям южных сайг, оставляя по левую руку угодья восточных волков.

Вотша с трепетом смотрел на восток, ему казалось, что он видит вдалеке голубую ленту Десыни и серую громаду крайского замка на ее берегу. Он понимал, что с того места, по которому проходит караван, невозможно все это увидеть, но его воображение рисовало ему эту картину во всех подробностях. Лишь огромным усилием воли он смог немного успокоиться, и тут же его вновь охватила тревога – до столичного города Края было далеко, а вот одна из дозорных стай восточных волков, ходивших вдоль границы их владений, вполне могла вынырнуть наперерез каравану в любую минуту. И если в стае окажется кто-то из волков, хорошо знавших извержонка Вотшу, путешествие Бамбарака могло кончиться тут же!

Однако извергу повезло, двое суток шел караван по открытому всем ветрам пространству, никого не встречая, а на третий день, на исходе часа Полуденной Лисы, многоликий Айрыс объявил, что они вступили в угодья стаи южных сайгов!

Вотша удивленно огляделся, подумав про себя: «Интересно, по каким приметам многоликий определил, что мы на территории сайгов?!»

И вдруг он понял! Далеко на юге в струящемся мареве полудня появилась ослепительно сверкающая точка! Зоркие глаза Бамбарака разглядели, что это вершина горы, но было непонятно: почему она так сверкает?!

Он взглянул на многоликого Кайсуна, скакавшего рядом, но спрашивать его не стал, справедливо решив, что со временем и сам все узнает. Но тот, словно почувствовав невысказанный вопрос, проговорил:

– Отсюда и до самого подножия южных гор простирается наша земля – земля южных сайгов! А это, – указал он плетью на сверкающую впереди точку, – наш Эльрус. Мать всего сущего увенчала его ледяной короной, и все земли, откуда эту корону видно, отдала южным сайгам!

– Значит, этот… Эльрус тоже принадлежит южным сайгам? – полюбопытствовал Вотша.

Кайсун внимательно посмотрел на изверга, словно подозревая его в насмешке, но лицо Бамбарака выражало только любопытство, потому многоликий ответил спокойно, но холодным назидательным тоном:

– Эльрус никому не принадлежит! Даже ирбисы не претендуют на владение им!

– Почему? – искренне удивился изверг, и это удивление вызвало у многоликого невольную усмешку.

– Ну, во-первых, даже ирбис не может взобраться на такую высоту, а во-вторых… Там ничего нет, кроме льда и камня, что проку в таком владении.

– Но в таком случае как близко подходят владения южных сайгов к этой вершине?!

Кайсун покачал головой:

– Ты слишком любопытен, Бамбарак. Если бы ты спросил об этом кого-нибудь другого из моей стаи, он наверняка просто заколол бы тебя! – Многоликий сделал паузу, чтобы до изверга дошло, насколько его вопрос неуместен. – Но я знаю тебя, знаю, что ты спрашиваешь единственно из желания знать, поэтому отвечу: наши владения простираются по степи от того места, где становится видна корона Эльруса, до первых скал южных гор. И можешь мне поверить, это обширные владения!

Больше вопросов изверг не задавал, но взгляд его был почти все время прикован к сверкающей впереди точке.

А на следующий день караван подошел к широкой полноводной реке, которую Кайсун назвал Купань. Многоликий Айрыс спешился, спустился по узкой тропинке, проложенной в камыше, покрывшем пологий берег, к самой воде, и, наклонившись, зачерпнул горсть. Медленно, словно совершая некий обряд, выпил эту воду и развел руки в стороны, как будто обнимая всю реку! И тут из камышей вынырнули пятеро людей и три невысоких тонконогих оленя со странно толстой, подвижной мордой. Трое из пятерки двинулись к каравану, остальные люди и олени держались около камышей, готовые при первой тревоге исчезнуть в их зарослях.