Майкл Муркок - Крепость Жемчужины
– Я надеюсь, что я человек благородный, мой господин. Но в нынешние времена не все благородные люди города считают себя связанными старым кодексом чести. Тем более когда ставки так высоки. Ты это понимаешь, хотя сам ты и не благородных кровей. Или, может быть, все же благородных?
– В Надсокоре меня считают таким, – тихо сказал Элрик.
– Да, конечно же. В Надсокоре. – Господин Гхо указал на Аная, который неуверенно улыбался, переводя взгляд с одного на другого и не вникая в суть разговора. – И я не сомневаюсь, что в Надсокоре, если в этом есть необходимость, непременно берут заложника.
– Но это несправедливо, мой господин. – Голос Элрика дрожал от гнева, и ему приходилось сдерживаться, потому что его правая рука сама тянулась к Черному Мечу на левом бедре. – Если я погибну на пути к цели, то мальчик умрет, как Если бы я попытался бежать.
– Да, это так, мой дорогой вор. Но, видишь ли, я надеюсь, что ты вернешься. Если же нет… что ж, мальчик будет полезен мне, мертвый или живой.
Анай больше не улыбался. В его глазах читался ужас.
– О, добрые господа!
– Но с него и волосок не упадет. – Господин Гхо положил холодную напудренную руку на плечо Элрика. – Потому что ты вернешься с Жемчужиной, что находится в Сердце Мира. Разве не так?
Элрик глубоко вдыхал воздух, пытаясь сдержать свой гнев. Он почувствовал, как в его сердце возникла некая потребность, которую он не смог сразу опознать. Была ли это жажда крови? Хотел ли он вытащить из ножен Черный Меч и выпустить душу из этого подлого интригана?
Он заговорил ровным голосом:
– Мой господин, если ты отпустишь мальчика, я уверяю тебя, что приложу все усилия… Я клянусь…
– Мой добрый вор, в Кварцхасаате полно мужчин и женщин, которые готовы дать самые страшные клятвы и делают это, я уверен, вполне искренно. Они будут давать какие угодно клятвы, будут клясться всем, что для них свято. Но изменись обстоятельства, и они забудут о своих обещаниях. И я считаю полезным иметь некоторый залог, чтобы напоминать им об их обязательствах. Ты же понимаешь, насколько высоки ставки. Сказать по правде, выше не бывает. Место в Совете.
Последнее предложение он произнес подчеркнуто без малейшей иронии. Господин Гхо Фхаази не видел ничего в жизни важнее этого.
Логика этого человека вызывала у Элрика отвращение, а провинциализм господина Гхо – презрение. Элрик повернулся спиной к господину Гхо. Он обратился к мальчишке:
– Как видишь, Анай, неудачи преследуют тех, кто связывается со мной. Я тебя об этом предупреждал. И тем не менее я сделаю все, чтобы вернуться и спасти тебя. – Следующее предложение он произнес на воровском жаргоне: – А ты не доверяй этому грязному типу и, если удастся, беги при первой возможности.
– Здесь запрещается говорить на языке улицы! – воскликнул, внезапно встревожившись, господин Гхо. – Или вы оба немедленно умрете! – Он, в отличие от своего посланника, явно не понимал этого языка.
– Я тебе не советую угрожать мне, господин Гхо. – Элрик положил ладонь на рукоять своего меча.
Кварцхасаатец рассмеялся.
– Что? Ах, какая воинственность! Неужели ты не понимаешь, что эликсир, который ты пьешь, уже убивает тебя? У тебя осталось всего три недели – а потом без противоядия ты погибнешь. Разве ты не чувствуешь, как тебя уже снедает эта жажда? Если бы этот эликсир был безвреден, то мы бы все пили его и стали богами!
Элрик не был уверен – то ли его разум, то ли тело ощутили боль. Он понял, что, как ни сильно его желание убить Кварцхасаатца, но потребность в снадобье сильнее. Даже на волосок от смерти, когда его собственные снадобья кончились, он не желал ничего с такой страстью. Все его тело дрожало, но он, как мог, пытался овладеть собой. В голосе его слышался лед.
– Это уже не небольшая подлость, господин Гхо. Поздравляю тебя. Ты человек самого жестокого и омерзительного коварства. Неужели все, кто служит в Совете, такие же негодяи?
Господин Гхо развеселился еще больше.
– Это недостойно тебя, господин вор. Я всего лишь пытаюсь временно приобщить тебя к моим интересам. – Он снова хмыкнул. – Я лишь обеспечиваю, чтобы на этот промежуток времени твои интересы стали моими. Что в этом такого плохого? Я считаю неподобающим для профессионального мошенника оскорблять благородного кварцхасаатца только за то, что он умеет хорошо провернуть сделку.
Ненависть к этому человеку, выросшая из первоначальной антипатии, грозила поглотить Элрика. Но теперь он немного успокоился, сумев овладеть своими эмоциями.
– Значит, ты хочешь сказать, что я твой раб, господин Гхо?
– Если тебе угодно. По крайней мере, пока ты не принесешь мне Жемчужину из Сердца Мира.
– А если я принесу тебе эту Жемчужину, то могу ли я быть уверенным, что ты дашь мне противоядие?
Господин Гхо пожал плечами.
– Ну, это уж ты сам решай. Ты умный человек, хотя и иностранец, и если ты дожил до сего дня, то благодаря своему уму, я в этом уверен. Однако не заблуждайся. Это снадобье готовится только для меня, и больше ты ни у кого не найдешь такого рецепта. Так что лучше держись условий, о которых мы договорились, господин вор, и ты уедешь отсюда богачом, в целости и сохранности, вместе со своим маленьким другом.
Настроение Элрика снова изменилось в сторону мрачного юмора. Теперь, когда силы вернулись к нему, пусть и искусственным образом, он мог причинить немало вреда господину Гхо да и всему городу. Буревестник, словно читая его мысли, шевельнулся у его бедра, и господин Гхо скользнул встревоженным взглядом по длинному рунному клинку.
Но Элрик не хотел умирать, не желал он и смерти Анаю. Он решил выждать, сделать вид, что он и в самом деле служит господину Гхо и его амбициям, а тем временем узнать, если возможно, побольше о природе этого снадобья, которого он так жаждал. Может быть, этот эликсир и не убивает вовсе. Может быть, это снадобье широко распространено в Кварцхасаате, и противоядие имеется у многих горожан. Но друзей у него здесь, кроме Аная, не было, и даже конкуренты господина Гхо не были готовы помочь ему против общего врага.
– А что, если мне безразлична судьба мальчика? – сказал Элрик.
– Ну, я думаю, я неплохо узнал твой характер, господин вор. Ты похож на кочевников. А кочевники похожи на людей из Молодых королевств. Они неестественно высоко ценят жизни тех, с кем связаны. И питают слабость к сентиментальной привязанности.
Элрик не мог не почувствовать иронию ситуации – ведь мелнибонийцы тоже считали себя выше таких чувств, и он был одним из немногих, кого волновала судьба не только членов своей семьи. По этой-то причине он и находился сейчас здесь. Элрик подумал, что судьба преподает ему странный урок. Он вздохнул. Он надеялся выйти из этого приключения живым.
