Светлана Тулина - Страшные сказки для дочерей киммерийца
— Во второй камере ещё тринадцать.
Закарис вскинул голову, на глазах оживая. Бросился ко второй камере, прижался лицом к решётке, начал выкрикивать имена. Конан качнул головой, останавливая вяло потянувшихся было за ним драконов и соколов — впрочем, те не особо и сопротивлялись. Да Конан и сам не стал торопиться, дав недавнему противнику некоторое время пообщаться с подчиненными. Он уже успокоился и теперь был непоколебимо уверен, что с Атенаис всё в полном порядке — не может быть плохим человеком тот, кто так переживает за своих людей. А все его странные поступки сразу перестанут быть странными, стоит только дать ему самому их объяснить.
— Где Атенаис? — спросил уже совершенно спокойно, когда Закарис, наконец, отлип от решётки и обернулся. Король Асгалуна сиял, как новенький аквилонский империал.
— В Дан-Маркахе, в крепости. Хвала Влюбленным, король Конан, и пусть милость Иштар всегда так же хранит твою дочь, как этой ужасной ночью! Она совершенно цела, передает тебе привет и просит немедленно прислать рабынь со сменной одеждой и мыльным камнем. Сказала, что не может показаться в городе в грязном платье. И добавила, что только очень грубый мужчина может утащить женщину, не дав той даже переодеться. Она у тебя очень… решительная.
Конан довольно фыркнул. Даже если бы он сомневался в честности новоиспечённого асгалунского короля, последние слова убедили бы его окончательно. Так сказать могла только сама Атенаис. Причём Атенаис, действительно не расстроенная и не озабоченная ничем более серьёзным, чем грязная и порванная одежда.
— Дан-Марках — это далеко? — спросил он уже совсем миролюбиво.
— Это недалеко, можно доскакать за пару поворотов клепсидры, если очень сильно гнать… я не стал рисковать и везти её обратно сразу. Мы же не знали, на что тут наткнёмся. Думали — придётся помахать мечами… да и скачка была бешеная, чуть коней не запалили.
— Вы — это кто?
— Мы — это я и мои воины. Они были размещены в Дан-Маркахе. Мой брат, да будет Иштар милосердна к его душе, считал, что так будет лучше. Слишком много стражников, мол, могут произвести плохое впечатление на гостей, и всё такое… а Асгалуну очень важно было показать мирные намерения, — явно повторяя чужие слова, Закарис поморщился.
Конан вспомнил затруднения Квентия и свой меч — и тоже поморщился, вполне сочувственно.
— И сколько у тебя воинов?
— Три центурии. Я привёл почти всех — мы же не знали, что тут творится. Но знали, на что способны цыгу.
Конан присвистнул. Асгалун, конечно, город немаленький, но чтобы три центурии сразу… Не удивительно, что Зиллах просил держать их вне стен.
— Стальная наводит порядок в городе — там паника и полно мародёров. А Бронзовая и Серебряная ждут у ворот. Я решил сам глянуть, что тут и как, и вот… — Закарис помрачнел: — За что ты посадил под замок моих мальчиков?
— Ха! — Конан сплюнул, — Я бы мог о том же спросить тебя.
Надо отдать должное асгалунскому королю-военачальнику — он не удивился и понял всё мгновенно. Обернулся к жадно слушавшему Хануушу, заломил бровь.
— Ты слышал вопрос.
Ханууш запаниковал.
— Они сами первые начали, клянусь землей-матерью!!!
Конан хмыкнул, качнул головой. Разбираться с чужими подчинёнными ему совершенно не хотелось. У них свой начальник есть, вот он пусть и разбирается. Он развернулся к выходу, на ходу коротко бросив «соколу»:
— Ключи! — и, когда тот, не поняв, протянул ему связку, досадливо пояснил: — Да не мне! Ему.
И кивнул на грозно нависшего над трепещущим Хануушем Закариса.
* * *Двор постепенно оживал.
И не только из-за обилия стражников всех мастей, которых теперь тут было столько, что просто плюнуть некуда. Одно хорошо — трупы они со двора убрали с похвальной скоростью и сноровкой.
Видя такое количество охраны, обычные люди тоже рискнули выползти по своим мелким житейским делишкам. Из города потянулись обратно ночные беглецы, вид у большинства из них был пристыженный. Засновали туда-сюда немногочисленные пока ещё слуги и рабы. При этом тех, кто пережил эту ночь в замке, было легко отличить по вызывающе горделивой осанке и чуть ли не спесивому выражению лица. По двору бегал Тейвел, охая и причитая над понесёнными убытками во вверенном его попечениям замке и даже не подозревая, какой скверной участи он чудом избежал в это солнечное и по всем приметам счастливое утро.
— Её никто не видел.
Квентий подошёл, как всегда, совершенно бесшумно. Сел рядом, прямо на ступеньки. Зажмурился, подставляя тёплому солнцу усталое лицо. Сказал, вроде бы ни к кому не обращаясь:
— Одно радует — среди убитых её точно нет. Сам проверял.
Конан молча пожал плечами. Говорить не хотелось.
— Если она жива — она скоро вернётся. Очень скоро. Ты же её знаешь.
Конан знал. И знал, что она никогда не стала бы убегать или прятаться при виде опасности — пусть даже и такой жуткой, как пошедший в смертельную пляску цыгу или обезумевшая толпа. Её вполне могли прибить мимоходом — уже там, в городе, просто от страха. Она же маленькая, много ли ей надо? Если жива, она, конечно же, вернётся, куда бы не закинуло её шальной и дикой волной вчерашней паники. Если жива.
Заскрипели ступеньки. На внешнюю галерею вышел Закарис в неловко сидящем красном королевском конасе. Этот плащ шился на более мелкую и худощавую фигуру. Но другого пока под рукой не было, а простому люду Асгалуна следовало лишний раз напомнить, что у него теперь новый король. Правда, кидарис он пока оставил свой — из сероватого войлока, с чешуйчатым расположением золотых пластин. Этот напоминающий шлем головной убор куда больше подходил грубоватому королю-воину, чем украшенный изящными золотыми вставками белоснежный колпак его погибшего брата.
Новый король Асгалуна потоптался немного, повздыхал. Наконец тяжело опёрся о деревянные перила и заговорил:
— Конан, ты извини, конечно… Это не моё дело… но я очень боюсь. За Лайне.
Конан вздохнул. Последнее время ему часто приходилось вздыхать — слишком много вокруг оказалось человеческой глупости. Не взрываться же каждый раз, не набрасываться с кулаками. Они ж не со зла это, они как лучше всегда хотят.
— Я тоже, — сказал он мягко. — Но что изменится оттого, что мы станем бояться вместе?
Закарис ударил себя кулаком по ладони:
— Ты не знаешь Селига! А я — знаю! Хотя лучше бы и не знал. Он тот ещё мерзавец, сын шакала, и я действительно всерьёз опасаюсь за Лайне.
— Не понял? — Конан развернулся, чтобы лучше видеть. — При чём здесь король Шушана?
— Как это при чём? Он ведь ни малейшего уважения не проявил! Кинул поперёк седла, как захваченную в бою добычу, и ускакал, словно всю жизнь был служителем Бела, да не примет тот под своё покровительство его мерзкую душонку! Понятно же, что не просто так увёз — он за просто так даже не почешется.
