Варвара Мадоши - Драконье Солнце
Глашатай прокашлялся и начал снова:
— …ведьму, которая сошлась с Изгнанниками и своими дьявольскими кознями… — ах, изгнанники. Есть в этом своя горькая ирония. Изгнанников принято стало последние две тысячи лет винить во всех бедах, начиная от неурожая и падежа скота, и кончая разбившимся у модницы зеркалом. А между тем, Хендриксон говорил мне, что именно Изгнанники — самые несчастные существа во всем нашем бедном, раздираемом на части мире. Пожалуй, насчет «самых» я не соглашусь — кто возьмется измерить глубину чужого горя?… — но вот несчастные — это точно.
— …и колдуна чернокнижника, выдававшего себя за известного астролога магистра Райна Гаева…
На этих словах душа моя ушла в пятки. Не может быть. Если они решатся на это…
— …на городской площади через повешение.
О господи настоящий!
Это означало, что время, которое я мог потратить на освобождение Гаева, резко сократилось. До одного завтрашнего дня.
— Ну правильно, — услышал я чей-то приглушенный голос у меня за спиной. — Самозванец и есть. Если бы это был настоящий Магистр Драконьего Солнца, о котором столько россказней ходит, уж верно, мы бы не сидели сейчас в такой заднице!
— Да все они шарлатаны! — ответил ему собеседник. — Настоящие астрологи служат королям, а не шляются по дорогам. А может быть, и тех за носы водят. Наверняка, про чудеса Магистра… как там его… Гаева… брешут все.
— Да наверное… — скорбно согласился первый голос. — Только говорят, он нобля одного прямо загрыз… зубами. Я б его за то расцеловал, шарлатан там не шарлатан…
— Ага, еще и дочурку свою выдал бы! — с насмешкой сказал второй. — Чтоб уж наверняка от нее избавиться.
— Да ты!..
Я пошел по своим делам.
Хендриксон в шутку называл меня «дипломированным шпионом». При этом приговаривал, что диплом единственного в своем роде «шпионского университета» не может не быть невидимым и неощутимым. В моем случае диплом, видимо, выражался в шрамах и отметинах, которые моя шкура благодаря старанием моих педагогов не приобрела.
Профессор в «шпионском университете» был один — сам герцог. Остальные так, ассистенты…
Итак, какие у нас способы спасти из камеры несчастного маленького астролога?…
Способ первый, от меня не зависящий: завтра пойдет такой сильный дождь, что сжечь они его просто не смогут — дрова зальет. А, нет, погодите! Он сказал «через повешение». Традиционно ведьм и колдунов сжигали, но дефицит с дровами в осажденном городе уже давал о себе знать, и тратить такое количество топлива непроизводительно ни бургомистр, ни нобли, ни даже возмущенные черной магией горожане просто не могли себе позволить.
Способ второй: скупить всю тюрьму с потрохами, и просто спокойно вывести астролога за собой. Можно с фанфарами. Это, конечно, замечательный способ, и, главное, почти никакого риска. Но, увы — такого количества золота у меня с собой не было. Во-первых, тяжело это — таскать на себе столько благородного металла, во-вторых, золото никак не вязалось с моим образом скромного коробейника-шарлатана.
Значит, как это ни грустно, придется признать, что и это не про нас.
Способ третий: действовать через мою знакомицу Илиссу. В любом случае малышку придется использовать, чтобы узнать, где конкретно держат астролога, однако что-то еще она вряд ли сможет сделать. Если она не сумеет даже этого — придется либо действовать на свой страх и риск, либо поднимать сеть герцога, (что мне было разрешено делать только в самом крайнем случае).
Способ четвертый: ворваться в башню, размахивая мечом, порубить всех на мясной паштет, и… ммм… ну, оставив в стороне тот факт, что я вообще не большой любитель проливать кровь (и вовсе не из сентиментальных соображений, а из чистого эгоизма, но об этом речь позже), тут возникает ряд осложнений практического порядка. Первое из которых такое: я не владею мечом настолько хорошо, чтобы не считать противников. Да и покажите мне того, кто владеет, если не брать в расчет героев старинных легенд.
Способ пятый, и окончательный…
Импровизация. Художественное сочетание всех предыдущих четырех. Пожалуй, только это мне и остается.
Глава 2. Подземный ход
1. Записки Аристократа
Ее сиятельство миледи Аннабель Хаксли, герцогиня Хендриксон, была чуть полноватой женщиной среднего роста, немолодой по островным меркам. Она вышла замуж за герцога в двадцать четыре года — уже возраст более чем зрелый, особенно для женщины, ибо совершеннолетие на Островах, как и везде, считается в четырнадцать, — сейчас ей сравнялось тридцать. Это в Эмиратах, где, говорят, и до пятидесяти-шестидесяти люди часто доживают, тридцать лет — почти молодость, а у нас — порог старости.
Тем не менее, герцогиня все еще была красива. Ясные глаза, густые волосы, белая, гладкая кожа, которую не брало никакое солнце, изящная линия носа с легкой горбинкой, четко очерченные губы, не слишком пухлые и не слишком худые, красивые зубы…
Никто не мог понять, как при столь исключительных чертах она умудрялась выглядеть незаметной. Когда герцогиня неподвижно сидела в своем кресле, положив руки на подлокотники, можно было подумать, что ее нет в комнате. Она говорила очень редко, а чтобы расслышать ее, требовалось прислушаться.
Она всегда присутствовала на военных советах герцога. Следовала за мужем во всех его походах, что огромная редкость: на Островах, как и везде, принято, чтобы жены владетельных сеньоров оставались в их отсутствие охранять замок. Родовым замком герцога занималась его старшая сестра, на нее же была оставлена и маленькая Мелисса, единственная наследница — при всех своих достоинствах миледи так и не сумела родить герцогу сына.
Как и многие мальчишки, юноши и взрослые воины в окружении герцога, я был влюблен в герцогиню искренней, благородной любовью истинного рыцаря, и готов был защитить ее ценой собственной жизни, если понадобится.
С течением времени наивная, детская влюбленность моя перегорела, оставив глубочайшее уважение и сострадание. Герцогиня — одна из немногих людей на Земле Быка[10], за кого я и впрямь готов отдать жизнь, если понадобится. Впрочем, пока она с меня сей сомнительной драгоценности не требовала…
Так вот, когда я уезжал последний раз из Чертовой[11] Крепости, герцогиня перед отъездом пригласила меня к себе.
Гардеробная ее покоев была практически пуста, если не считать двух гобеленов чудесной работы — один изображал охоту с беркутом, другой — принесение бескровной жертвы (герцогиня любила изящные вещи, и неплохо ткала сама). Даже платья вдоль стен висело на удивление мало — герцогиню и сейчас гораздо чаще можно было увидеть в мужской одежде, обходящей рыцарей или руководящей тренировками всадников, чем в наряде, приличествующем ее полу и сану. И подавно, не было здесь скучающих фрейлин за пяльцами и ткацкими станками.
