Наталья Чернышева - Возвращение в сон
Краем уха ловлю обрывок разговора между доктором и Анной Альбертовной
— …просто находка для диссертации…
Находка! Ну, конечно же!
Мать тогда стала благодарить этого нданна, мол, спасибо, что вернули нам нашу потерю. А он и улыбнулся им в ответ: "Ваша потеря — моя находка…"
Вот и прозвали меня "Находкой нданна"! На древнем языке слово "находка" звучит как "натхэ", и конечно же, громоздкое "натхэ-наданна"…
— Таня! Что такое?… — беспокоится Анна Альбертовна.
— Вы хотели убить моего ребенка!!!
Доктора — башкой в тазик под эшафотом и пинком под зад, чтоб дальше пролез. Альбертовну — за шею, чтоб от санитаров на время закрыться…
…громоздкое "натхэ-наданна" быстренько укоротилось до более легкого…
Принцип предустановленной гармонии.
Натэна. Я — Натэна, я — Натэна!
Нданна Сумрака высшего круга посвящения!
Санитарам — по мужским местам, чтоб поубавили прыти… Анну Альбертовну в сторону, пускай дышит. Убила бы запросто, да пачкаться перед уходом неохота.
Туман стремительно заполнял кабинет, вскипая чистой Силой.
— Таня! Стой! Таня, ты куда!
… Принцип предустановленной гармонии…
Тропа легла под ноги — долгожданная дорога домой…
— Та-а-ня!!! Танечка, Таня! — Анна Альбертовна, Тьма ее сожри, кто ее просил следом лезть! Непосвященный человек на Тропе — обуза страшная!
— Валите отсюда! — ору, — Убирайтесь! Вас мне только тут еще не хватало!
— Таня, я тебя не брошу! Не брошу тебя!
Сгустки мрака, проступающие сквозь изменчивые струи тумана.
— Порождение Сумрака, остановись! Дальше тебе дороги нет.
— Сумрак не воюет с Тьмой, — отвечаю. — Дайте пройти!
С дуба рухнули, что ли?! Междумирье — владения Сумрака, я неуязвима здесь, им ли этого не понимать!
Мечи Тьмы вспороли густые клубы тумана, чертя почти правильные границы пентаграммы… ах, вон что задумали! Выкинуть в умирающий мир, где осталась лишь одна Тьма. Там и добивать не придется, сама сдохну… Нет уж, хренушки! Силу на Тропу тратьте, выкладывайтесь, давайте! Я вашу дорожку перенаправлю на Первый мир — за ваш же счет и прокачусь!
— Таня, Танечка!
— Тьма вам в глотку, некогда мне с вами возиться! В сторону, и не мешайтесь под ногами!
Придется с собой ее вести, куда деваться! По моей вине затащило, мне за нее и отвечать…
— Где мы? Кто эти люди, Танечка? Что им надо?!
— В сторону, я сказала!
Рву с руки браслет, активируя запечатанную в нем Силу Сумрака. Получайте, гады! Междумирье — мои владения!
Поверхность лесного озерца прозрачна, как хрустальное стекло высшей пробы. Долго пью ледяную воду, потом лью горстями на голову, потом, распластавшись на древней замшелой коряге, сую в озеро всю голову. Тошнота отступает, но слабость лишь усиливается. Руки дрожат, ноги дрожат, голова трясется, Силы ни капли — тьфу!
— Танечка… Где мы?
— Картины мои помните?
— Что?! Ты затащила нас в свои сны?! Да кто тебя просил?!
— А вас кто просил в портал за мной лезть?!
— Возвращай нас обратно! Немедленно!
— Счас прям. Раскатали губу… Да не бойтесь, в дурдом никто не отправит. Поживете при Храме, освоитесь, дело вам найдут. Со временем и Посвящение примете, да, может, и ребенка родить сумеете…
Вытягиваюсь на траве. Каждый нерв ноет, отходя от дикой напряги. Ведь тем, кого я Силой на Тропе не уделала, пришлось врукопашную перцу задать. Опытные, хорошо обученные воины, но до накеормайских профессионалов им все же далеко. И уж когда я завладела мечом Тьмы, одним, а потом и вторым, они сообразили, что пора сматываться. Впрочем, обратно в Междумирье уйти сумели лишь двое…
Трупы исчезли, как и не было их, — есть на то не совсем законный артефакт, на жаргоне "мусорщик" зовется. У врагов они были. А вот мечи остались. Двое "моих" и еще штуки три, оброненные хозяевами во время боя…
— Видела, как ты с ними управляешься, — вздыхает Анна Альбертовна, рассматривая клинки. — Из чего сделано-то? Странный металл какой-то…
— Не тронь, убьет!
— Тебя же не убило… А-А-А!
Зажимает руку, враз отнявшуюся по самое плечо, глаза как плошки, слезы ручьем…
— Тьма, просила же не трогать!
Головой трясет, плачет. Поделом, другой раз умнее будет! У самой руки после артефактов неродной Силы ломит — хоть вой. Молодцы враги, вовремя сбежали. Долго я не продержалась бы.
— И что же мы теперь делать будем, Танечка? — интересуется Анна Альбертовна.
— В Накеормай нам надо, — отвечаю лениво. — К Верховному на поклон…
— Ты, я смотрю, его боишься, — проницательно замечает она.
— Баирну — человек безжалостный, как не бояться, — соглашаюсь я. — Да и рассталась я с ним нехорошо… Ведь все, что со мной случилось, случилось исключительно по моей вине. Он мне запрещал, но я все равно запрет нарушила… Вот и поплатилась.
— А что же ты сделала, Танечка?
— Не помню. Да и не важно. Важно только то, что рассчитывать на снисхождение нечего. Вы-то, правда, ни при чем. Вас наказывать не за что. А мне достанется. Кстати, еще и за то, что вас сюда затащило. просили вас за мной в портал соваться!
Анна Альбертовна молчит, смотрит в небо. Что она там нашла? небо как небо, синее, с облаками, ничего интересного. Спать-то как хочется!
— Самолеты! Все-таки самолеты! А я-то думала, у вас только средневековая магия в ходу…
— Какие еще само… Тьма! — весь сон слетел во мгновение ока. — Накеормайский патруль! Бежим, живо!
Надо было не в озере плескаться, а сразу же дергать отсюда на полной скорости! Несанкционированный выброс Силы подобной мощи, — это патрульным что быку красная тряпка. Объясняйся с ними… не докажешь, что не ты первая начинала!
Видать, Тьма мне последние мозги напрочь отшибла, раз я позволила панике собой командовать. От патруля бегать — последнее дело. Пню понятно, почему. Бежишь — значит, боишься, боишься — значит, виновен, а раз виновен — так получай! И счастье, если живьем возьмут. Могут и с расстояния грохнуть, чтоб себе мороки поменьше было. Они в своем праве. Жалуйся потом из Междумирья кому хочешь!
Далеко мы не убежали, конечно. А вот мнение о себе, и без того не лестное, испортили окончательно.
— Чего трусишь? — злобно спрашивает Анна Альбертовна, нервно оглядываясь. — Свои же вроде…
— Свои-то свои, — бормочу, отмечая профессионализм окружающих нас воинов, по мастерству своему равных мне. По меньшей мере — равных! — Вот как выкинут туда, откуда явились…
— И пусть выкидывают! Плакать не стану, можешь мне поверить!