Марианна Алферова - Небесная тропа
«…асия …асия …асия…» – гулко отдалось в черепе.
– Зачем он это сделал, не знаю, – чуть не плача, пробормотал Арсений. – Фарн…
Анастасия протянула ему чашку с кофе. Обжигаясь, он сделал глоток.
– Я вспомнил! – закричал Арсений, чашка дрогнула в руке, и кофе пролился на постель. – Вспомнил! Этот гад взял крестик! Мой крестик на цепочке, серебряный, на шее у меня был…
– Дорогой крест?
– Нет, нет, самый обычный… серебряный… но весу в нем – ерунда.
– М-да, не слишком много информации, – усмехнулась Анастасия. – Надеюсь, Барсик нам поможет. – Она погладила Арсения по щеке. – Плохо тебе, да?
Анастасия бесцеремонно стала стаскивать с него одежду. Арсений посторонился, ожидая, что она уляжется рядом с ним. Дрожь возбуждения пробежала по телу. Но ничего из того, что так услужливо нарисовала его фантазия, не последовало. Странная гостья извлекала из-под пелерины литровую стеклянную банку, на три четверти наполненную густой желтой мазью, и, зачерпывая ее горстями, принялась втирать в тело Арсения. Мазь была горячей и жидкой, но тут же впитывалась в кожу, вызывая легкое жжение.
– Это защита, – объяснила Анастасия. – Тебе, мой мальчик, предстоят нешуточные испытания.
Глава 5
Белкин, как всегда, поднялся поздно. И, как всегда, в дурном расположении духа. Мерзкий осадок вчерашнего (водка, «наезд» налоговой инспекции) смешивался с предвкушением сегодняшнего (запах горелой ветчины, предстоящая встреча с директором «Архангела»). Он уже не мог отличить одно от другого. Призрачный запах тухлятины преследовал постоянно. Да нет, вовсе не призрачный, а вполне реальный запах: из розовой новенькой раковины смердело совковой канализацией. Белкин вывернул кран до отказа, пытаясь струей воды забить идущую из стока вонь. Фонтан брызг обдал лицо.
«Гадость вот-вот случится», – подумал Белкин, снимая халат с вешалки. Но какая именно гадость – не знал. Знал другое: предчувствие его никогда не подводит. Если отчетливо, как телетайпная лента, проносится мысль в мозгу, значит, так и будет. Говорят, бабка его славилась провидческим даром, умела кровь заговаривать. Сын ее на войне погиб, так в ту минуту, как пуля его настигла, она накрыла черной тряпкой зеркало, а второе, незакрытое, треснуло само собой.
– Мерзкий денек, – пробормотал Белкин, входя на кухню и морщась от запаха.
Инспектируя, заглянул в мусорное ведро. Так и есть! Два ломтя великолепной ветчины обратились в угли. Но кто ценит его труды! Кто ценит деньги и вещи, приносимые добытчиком в дом!
Белкин плюхнулся на свое место. Танчо сидела напротив, попивая кофе из крошечной фарфоровой чашечки.
– Как поживаешь, принцесса? – Он по-прежнему обращался к дочери, как к маленькой девочке.
– Нормально.
Она старательно изображала взрослую, напяливая на себя самые немыслимые тряпки, благо папашины деньги позволяли. Интересно, чтобы она запела, если бы за любой дрянью надо было бы стоять в очереди часа по три, как это делал Белкин в молодости? Впрочем, в Питере еще можно было кое-что достать. А вот в провинции…
– Когда экзамен?
– Завтра.
– Сдашь?
Танчо пожала плечами.
– Когда я заваливалась? Помнишь такое?
Самоуверенная, вся в него. Ирина, та только орать умеет, но при малейшей неудаче ударяется в панику и прячется за мужнину спину.
– Папуль, дай полтинник, – попросила Танчо, старательно изучая осадок на дне кофейной чашечки.
– Полтинник? Да ты вчера сотню брала! – возмутился Белкин.
– Завтра последний экзамен, отметить надо.
– Да?.. А может, тебе надо подкармливать своего БЕДНОГО, – непередаваемая издевка в голосе, – студента? Как его? Толика, кажется?
– Уже нет, – Танчо поджала губы.
– Что так?
– Он хотел иметь не только стол, но и дом. То есть постель, – Танчо тряхнула волосами с самым независимым видом. – Пришлось попросить его искать полное довольствие в другом месте.
– Приятно услышать, что очередной нахлебник испарился.
– Я просто хотела помочь. А придурок тут же вообразил Бог знает что!
Черт возьми, красивая девчонка, глаза так и жгут. Но что-то во взгляде есть такое… что-то, вызывающее желание, нет, не обнять, а отступить на шаг.
– Да, да, тебе нравится быть принцессой, причем принцессой добренькой. Недаром к тебе липнет всякая шваль. Вроде той девчонки, которая явилась к нам пообедать и нечаянно прихватила с собой мамину норковую шапку. Одно приятно – после этого случая эта тварь к нам носа не кажет.
– Я же не виновата, что все, кого я жалею, оказываются подонками!
– Так зачем тебе кому-то помогать?
– Иначе не могу.
– Что значит «не могу»? – раздраженно переспросил Белкин. – Хочу тебе напомнить, что ты не своими денежками соришь, а моими. Ты еще и рубля не заработала.
Танчо нахмурилась.
– Так ты дашь полтинник, или нет? – спросила надменно.
– Ладно, раз уж конец сессии, дам, – милостиво пообещал Белкин.
Тем временем Ирина поставила перед ним тарелку. Яичница с ветчиной – любимый мужнин завтрак.
– Ветчинка-то у тебя подгорела, – морщился Белкин, ковыряя вилкой в тарелке. – А еще два куска выбросила. Почем нынче ветчина? Дорого. Неэкономная ты хозяйка. При моих доходах могла бы…
– Ну вот, опять! – страдальчески закатила глаза Ирина. – Подумаешь, какой-то кусок. Мелочь!
– Мне эти мелочи с неба не валятся! За каждый рубль драться приходится. Когтями и зубами! И за все платить! За все это! – Широким жестом Белкин обвел кухонный гарнитур из натурального дерева, похлопал по обитой бархатом спинке «уголка», выразительно ткнул пальцем в стеклянный шар светильника над головой. – Даже в этой скатерти частица моего пота и моей крови! – Белкин потрогал свежий шрам на лбу – след от удара обрезком водопроводной трубы, дело рук неизвестных налетчиков. – Не говоря о самой квартире! Но никто не ценит!
– Да ценим мы, ценим! – спешно воскликнула Ирина, пытаясь прервать бесконечную тираду.
– Вот– вот, «цени-и-м», – передразнил Белкин. – Да какой тон! Думаешь: лишь бы отвязался! К собаке и то лучше относятся. Кофе сладкое не можешь сделать.
– Сладкий, – автоматически поправила Танчо.
– Сладкое! – настоял на своем праве коверкать слова Белкин. Он оттолкнул чашку с недопитым кофе и поднялся. – Я сегодня поздно, – предупредил он кухонную мебель и сидящих на ней женщин.
–Я в институт, на консультацию. – Танчо поднялась следом.
– Идите, куда хотите. – Ирина отправила в рот кусок ветчины, делая вид, что утренний разговор, такой же, как сотня других утренних разговоров, не произвел на нее никакого впечатления.
Но Танчо видела, что мать уязвлена.
– Мама, у него работа нервная, – попыталась оправдать отца Танчо.
