Юрий Соколов - Путь в Обитель Бога
Правда, спереди у меня тоже есть на что посмотреть, даже если не считать той штуковины, которая делает мужчину мужчиной. На груди красуется морда Тотигая с оскаленной пастью.
— И часто ты ночуешь в этой каменной коробке? — презрительно спросил кербер, оглядывая мою комнату. Видно, успел подзабыть деньки, когда сам с удовольствием прятался под крышу, чтобы дрыхнуть ничего не опасаясь.
— Мне нужно где-то хранить вещи, которые не ношу с собой, — ответил я. — И нужно навёрстывать то, что недосыпаю в походах. Хожу один, без напарника, и меня некому охранять по ночам.
— Я мог бы это делать, — сказал Тотигай. — Вместе веселее будет. Если хочешь, начнём с сегодняшней ночи. На свежем воздухе спать куда приятнее.
И всё. И никаких слюнявых клятв усопшими предками и молочными когтями.
Глава 4
Теперь мы двигались по тропке, проложенной моим личным разгребателем. Я научился узнавать его, а он — меня, что большая редкость. Большинству поводырей нужно почти неотступно находиться возле своих слизняков, чтобы не терять с ними связи. А мне надо было лишь подумать о нём, и он приползал ко мне, где бы я ни находился. Это могло отнимать много дней, поскольку разгребатели передвигаются медленно. И, в противовес укоренившемуся среди людей убеждению, им вовсе не нравится всё время что-то там разгребать, пробивать и выравнивать. Они предпочитают уже проложенные тропы, а ещё чаще двигаются поверх камней, мягко их обтекая. Большую же часть жизни проводят забравшись в какую-нибудь расселину, и убедить их стронуться с места нелегко. Так что я старался не тревожить понапрасну своего слизняка, да он мне и нужен редко. Только тогда, когда предстоит по-настоящему большая работа.
Такая, как вот эта. Тропа бесконечно поворачивала и раздваивалась, ведущие в никуда дорожки петляли, оканчиваясь новыми развилками или лабиринтами, упирались в скалы или обрывались в кратеры. Самозванцу, решившему отыскать наш тайный приют, пришлось бы нелегко. А чтобы запутать тех, кому нечаянно повезло к нему пробраться, я периодически призывал разгребателя и кое-что менял на подступах к убежищу.
Чем дальше мы шли, тем живописнее становилась местность. Слой лавы, которой вулкан некогда залил округу, становился всё тоньше. Всё чаще из него выдавались отдельные скалы, стоявшие тут ещё до извержения, — каменные островки в застывшем каменном океане. Когда-то волны лавы снова и снова наступали на возвышенность посреди плоской равнины, застывали, образуя обширные плоские ступени, накатывались вновь, однако не смогли взять приступом естественную цитадель. Тогда они обошли крепость с флангов, замкнули в кольцо, окружили этот кусок земли, но окончательно покорить его не сумели. Он так и остался в осаде — несколько пологих холмов, покрытых жёсткой травой. А лава текла всё дальше и дальше по равнине, поглощая её…
Таких островков жизни в районе Ниора несколько, и этот ещё не самый большой.
— Господи, как приятно снова ступить на нормальную землю! — сказал я, когда мы выбрались на склон первого холма.
— С прошлого раза здесь могли прорасти гидры, — практично заметил Тотигай. — Смотри в оба!
Да, здесь росла не только трава, но и деревья. Куколки гидр, конечно, могут проходить и сквозь камень, однако, как и все остальные живые существа, они ищут наиболее лёгкий путь. А здесь вместо камня мягкая земля да глина, и множество деревьев, под которые можно замаскироваться. В последние годы гидры нацелились и на Старые территории проползать, там им вообще раздолье, да только прикидываться осинами и берёзами они не умеют. В земных лесах эти скелетоподобные чёрные чудища видны за версту — животные их боятся, птицы избегают, а на мышах разжиреть сложно.
Кряхтя под тяжестью рюкзака, я нагнулся и принялся собирать камни. Набрав достаточно, швырнул один из них в крону ближайшего дерева — на пробу. Хотелось проверить свою точность с такой ношей на спине. Мелкие ветви, которые задел камень, заколыхались, но ни одна из них не попыталась его схватить. Мой снаряд сбил пару созревших почек, отскочил от перепонки между двумя ветками и упал вниз.
Кидать оказалось неудобно. Однако я утешил себя мыслью, что делать это придётся только там, где деревья стоят слишком густо и нельзя идти между ними без опаски. К тому же я и Тотигай бывали здесь часто и помнили расположение чуть ли не каждого дерева.
За всё время гидры пробрались сюда лишь два раза, и обеих мы поджарили, накидав к стволам сухого хвороста. Они потом ещё долго стояли так — страшные, обугленные, с поникшими ветвями-щупальцами, и медленно умирали. Жестокий способ, но крайне полезный. Швырять хворост приходится издалека, и надо следить, чтобы тварь хорошенько обгорела, зато потом ни одна куколка не решится прорастать там, где неделя за неделей издыхает её взрослая соплеменница. И после ещё долго на этом месте стоит запах смерти, который чувствуют другие гидры.
Вскоре мы добрались до Каменных Лбов: примерно так их название переводится с языка керберов. Мне эта группа огромных валунов, между которых бил родник, напоминала монахов-отшельников, собравшихся в кружок для беседы, да так и застывших на своих местах. Они стояли вплотную друг к другу, оставляя внутри свободное пространство. В убежище вело два прохода. В первый мог свободно пройти человек, а через вторую, совсем узкую расселину, наружу вытекал ручей.
Открыв для себя Каменные Лбы, я убедил Тотигая прокопать под камнями потайной лаз. Он долго ворчал, но в итоге согласился с необходимостью оборудовать запасной выход, как и с тем, что ему это провернуть гораздо проще, чем мне. А во время работы настолько вошёл во вкус благоустройства нашего нового пристанища, что даже сделал внутри лаза небольшое боковое ответвление с крохотной пещеркой на конце, и мы устроили там что-то вроде склада для вещей, которые неудобно постоянно таскать с собой, но хотелось бы иметь под рукой на привале. Там же хранился запас патронов и кой-какое оружие на случай осады.
Теперь Тотигай остановился у «парадного» входа и долго принюхивался, желая убедиться, что внутри никого нет. Наконец фыркнул, мотнул головой, и мы прошли внутрь.
Первым делом я свалил с себя рюкзак. Силы во мне побольше, чем во многих других, но такая тяжесть вымотала и меня. Три дня похода по мехрану — по новому времени — и каждый следующий казался длиннее предыдущего. Самыми тяжёлыми оказались последние часы, когда я сегодня привесил автоматы на Тотигая, зато загрузился кониной.
И Книгой. Про Книгу я не забывал — и не собирался. При своём скромном размере весила она ненормально много, и казалась ещё тяжелее оттого, что я не знал, чего от неё ждать.
