Инна Зинченко - Мастер перекрёстков
— Светлейший, зачем Вам это? — Спросил он с тоской в голосе.
— Чтобы никакие Грифаровы шпионы по моей земле не ползали! — Гневно выкрикнул Князь. — Слишком много они себе позволяют!
Галимат подошёл к обезумевшему от страха пленнику и провёл ножом по спине, словно отмеряя размеры будущего ремня. Несчастный задрожал и крупные слёзы покатились по его, испачканному кровью, лицу. Макс не выдержал, он схватил Князя за руку и заявил с угрозой в голосе:
— Князь, если Вы это сейчас сделаете, то я больше никогда не стану лечить Вас! Мучайтесь со своей головной болью сколько хотите! Поверьте, что бы Вы потом со мной ни сделали, я умею стоять на своём!
Никто и никогда не смел ТАК разговаривать с Галиматом Светлейшим! Никто и никогда даже думать не смел ни о чём подобном! Князь задрожал от возмущения и непроизвольно выбросил вперёд руку с ножом. Лезвие полоснуло Макса по щеке, оставив кровавую полосу. Тогда терпение парня кончилось. Он схватил Князя за плечи, встряхнул хорошенько и прошипел:
— Вы знаете, что у Вас за болезнь, Князь? Нет? Я Вам сейчас объясню. При этой болезни с Вами в любую минуту может случиться удар. Вы будете лежать без движения и даже слова сказать не сможете. Вы будете мочиться под себя и Ваше счастье, Князь, если Ваши родные будут добры к Вам и не оставят умирать в одиночестве от жажды и голода и куче собственных экскрементов. Это называется инсульт, Князь. Болезнь очень опасная, уж поверьте мне!
Его слова и его решительный вид остудили пыл Галимата, Князь довольно хмыкнул и сделал свой, такой неожиданный вывод:
— Лекарь, а ты сильней, чем я думал. Ты не ломаешься.
— Да нет, просто я — врач и моё дело лечить людей, а не калечить, — объяснил лекарь свою позицию Князю.
— Чтож, мне нравятся такие вот принципиальные, но должен тебя предупредить, что они обычно долго не живут. Но я умею ценить смелых и упорных, потому что вокруг слишком много человеческого мусора, гнили, к которой даже прикасаться противно. А вот настоящих людей, лекарь, очень мало. Жаль, что мало они живут, такие вот решительные, как ты!
— Проживу столько, сколько мне отмеряно, — пожал плечами Макс, демонстрируя полнейшее равнодушие к своей будущей судьбе, что отчасти было правдой, потому, что порой ему казалось, что лучше уж действительно умереть, чем оставаться здесь навечно.
Галимат добродушно похлопал его по плечу и поспешил успокоить:
— Ладно, лекарь, пусть в этот раз всё будет, как ты хочешь, но не вздумай в дальнейшем меня шантажировать! Подобное я могу простить только один раз, не более.
По просьбе своего лекаря Галимат освободил пленников от цепей и они безвольно упали на пол, как тряпичные куклы, но даже в таком положении один из них, тот, который выглядел лучше, смог прошептать:
— Спасибо тебе, лекарь, я этого не забуду.
— А толку-то, — усмехнулся Светлейший, — ты ведь всё равно отсюда не выйдешь. Я подарил вам жизнь, но не свободу.
Князь развернулся и собрался было уходить, но Макс немного замешкался, чем вызвал у Светлейшего недовольство. Князь нетерпеливо толкнул его в спину и строго сказал:
— Это всё, больше ты меня ни на что не уговоришь, даже не пытайся.
Дорога обратно заняла гораздо меньше времени — они оба спешили поскорее покинуть мрачный подвал, но у каждого для этого были свои причины. Макс ведь не мог слышать тот сдавленный шепот, который звучал в голове Князя, шёпот, зовущий куда-то, обещающий и искушающий. Галимат хотел зажать уши руками, но понимал, что это не поможет. Лекарь лишь отметил про себя, что лицо Галимата странно изменилось, в нём появилось напряжение, а в глазах — страх. В какой-то момент Светлейший споткнулся и упал, больно ударившись головой об стену. Цепочка, на которой висел странный кулон, лопнула и хрустальная слеза отлетела в сторону. Светлейший издал крик, который не мог принадлежать человеку. Такой реакции от Князя Макс никак не мог ожидать! Впечатление было такое, словно вместе с этим забавным кулоном из Галимата уходила сама жизнь. Он побледнел, задрожал и вдруг взвизгнул, а потом на четвереньках пополз за своим украшением. Хрустальная слеза лежала прямо у ног лекаря и он нагнулся, чтобы поднять кулон, но Князь так страшно закричал, что Макс замер, не понимая, что происходит.
— Не тронь! Не прикасайся!
— Воля Ваша, — не стал спорить парень, чтобы этот сумасшедший успокоился, — я просто хотел Вам помочь…
Галимат схватил амулет и сжал в кулаке. Руки у него тряслись, как у алкоголика после сильного перепоя. Но вот, что странно, в какой-то момент Максу показалось, что он видел, как к украшению протянулись две дрожащие тени, похожие на костлявые, скрюченные руки, но всё это длилось лишь какой-то короткий миг. Князь быстро поднялся с колен и коротко приказал:
— Пошли быстрей, нечего тут задерживаться!
Уже у себя в кабинете, развалившись на старом, потёртом диване, успокоившись, Князь объяснил почему он на самом деле позвал Макса с собой в подвал:
— Я хочу, чтобы ты понял, что со мной шутки плохи. Я не прощаю предательства! Но, если ты будешь служить мне верой и правдой, тебе не о чем будут жалеть, я умею быть щедрым. Скажу тебе, лекарь, честно, меня удивляет, что за всё это время ты ни словом не обмолвился о вознаграждении.
— Вознаграждение, — удивился парень, — какое вознаграждение?
— У меня такое чувство, что это не я, а ты ударился головой, — удивлённо произнёс Князь. — Вознаграждение за твою работу какое-то причитается ведь. Ты мне ничего об этом не сказал.
До Макса, наконец дошло, о чём талдычит Светлейший. Ну, конечно же, он ведь теперь принят на работу и ему полагается зарплата! От этой мысли бедняге стало не по себе. Это что же получается, он больше никогда не вернётся домой?! От отчаянья он стал шарить взглядом по стенам, как будто надеялся увидеть на одной из них спасительную дверь в свой привычный, родной мир. Портрет молодого мужчины остановил эти шараханья. На картине был изображён статный парень лет около тридцати, с красивым лицом, открытым взглядом и немного высокомерной усмешкой, что его нисколько не портило. Перед глазами Макса был портрет ПОБЕДИТЕЛЯ.
— Кто это? — Спросил Максим.
— Это, — отчего то вздрогнул Светлейший, — это мой прапрадед. Но здесь он изображён в молодости. Более поздних портретов не сохранилось, разве что один.
Князь встал, направился к небольшой нише в стене и осветил её фонарём.
— Ну, как тебе мой предок, лекарь? — Спросил Галимат ехидно.
Макс оторопел: то, что он увидел никак не вязалось с тем образом молодого счастливого и вполне успешного человека, который предстал на первой картине. На этом портрете был изображён старый, мрачный урод, весь в складках и морщинах, словно шарпей. Плотно сжатые губы выражали бесконечное презрение ко всему миру, а в мутных голубых глазах плескался нечеловеческий страх. На шее у старикана висел точно такой же кулон, как и у Галимата.
