Вадим Проскурин - То что не должно происходить
Я сходил на кухню и утолил жажду водой из-под крана. Так делать не рекомендуется, в московской воде, судя по вкусу, больше хлорки, чем воды, но когда ты только что проснулся после нехилой попойки, такие мелочи мало волнуют. Судя по интерьеру кухни, мы вчера не ограничились пивом, и перешли на водку. Одна из водочных бутылок оказалась наполненной до половины чем-то красным. Я удивился и отхлебнул. Это оказалось вино, совершенно непонятного сорта, но вкусное. Я отхлебнул еще и подумал, что неаккуратный опохмел приводит к длительному запою и что длительный запой мне совсем не нужен. Я поставил бутылку обратно на подоконник, взял со стола пачку сигарет и закурил. Вообще это очень вредно, но сейчас сигарета мне просто необходима. В голове слегка помутилось, но это странным образом прояснило мои многострадальные мозги.
Мысли бестолково прыгали в голове, как это всегда бывает с похмелья. Я нашел на столе пулю и посмотрел итоговый счет. Я оказался в маленьком плюсе – это редкость, обычно я проигрываю. Судя по обилию помарок, пулю мы заканчивали уже под водку, это косвенно подтверждается и огромными числами в горе у каждого. Я попытался приблизительно оценить, сколько мы выпили, и не смог.
Преферанс – очень странная игра. Папа говорит, что с тех пор, как он вживил себе процессор, он больше не может играть в преферанс, ему неинтересно. А я, наоборот, не понимаю, как можно играть в преферанс без встроенного компьютера. Запоминать каждую вышедшую карту – это так утомительно! Кроме того, без компьютера практически невозможно точно рассчитывать вероятности раскладов, приходится пользоваться приближенными формулами, и чаще выигрывает тот игрок, у которого надежнее работает внутренняя оперативная память, и который лучше умеет подсознательно считать вероятности. А когда у игрока есть встроенный компьютер, игроку не нужно запоминать карты и считать вероятности – все это делает компьютер. И если компьютер есть у каждого игрока, преферанс становится похож на покер. Большинство партий играются автоматически, практически без участия мозга, все команды рукам дает компьютер. Самое интересное начинается тогда, когда нужно что-то угадать: снос или вторую масть или что-нибудь еще в этом роде. Или когда нужно сделать так, чтобы твое действие не угадали. Конечно, компьютер всегда предлагает идеальный вариант, но, если ты всегда слушаешься компьютера, противники легко угадывают твои действия и ты проигрываешь. Чтобы выигрывать, надо иногда делать неоптимальные, но неожиданные ходы. И выигрывает в преферансе тот, кто умеет блефовать, когда нужно, и умеет не блефовать, когда это не нужно. У меня это обычно не получается.
Сигарета догорела. Я приказал кофеварке сварить шесть чашек кофе (на трех человек надо варить шесть чашек, почему-то «чашка», в которых кофеварка измеряет количество варимого кофе, равна ровно половине обычной чашки) и, пока она варила, стал вспоминать подробности вчерашнего. Вначале мы пили пиво и играли в преферанс. Потом пиво кончилось, и мы перешли на водку. Потом мы посчитали, кто сколько очков выиграл (на деньги я никогда не играю), и решили, что вторую пулю мы писать не будем. Мы включили три-дэ-видео и стали смотреть дурацкую комедию. Потом я заметил, что комната прыгает перед глазами, причем вниз она сползает медленно, а вверх подпрыгивает быстро, и я понял, что опьянел. Потом я каким-то образом протрезвел, а потом снова напился, да так, что совершенно не помню, как и когда отправился спать. Может быть, заснул, упав мордой на стол, а на диван меня перенесли друзья. Многие любят перед пьянкой приказывать компьютеру записывать все происходящее во внешнюю память, я пробовал так делать, но результат меня разочаровал – когда ты трезвый смотришь на себя пьяного, пьяный кажется трезвому клиническим идиотом. Лучше уж не помнить, что творил прошлым вечером. Но вчера, кажется, произошло что-то, что мне следовало бы вспомнить. Я постарался вспомнить это, но так и не смог.
Кофеварка сообщила мне, что кофе сварено. Я подумал, не следует ли разбудить товарищей, и решил дать им поспать еще. Я налил себе кофе, пошарил по холодильнику, сделал бутерброд с колбасой и начал завтракать. Я запросил компьютер, и он сообщил мне, что около восьми вечера я связался с мамой и сказал ей, что ночевать не приеду. Это хорошо – мои родители вчера волновались не больше, чем обычно в подобных случаях. Я поинтересовался у компьютера, сколько сейчас времени и какие пары мне сегодня предстоят. Когда я узнал, что сейчас почти девять и что второй парой будет семинар по философии, я быстро допил кофе, и попытался разбудить Егора с Пашкой. Они порекомендовали мне пойти в одно отдаленное место и заняться там сексом с самим собой. Тогда я быстро оделся, захлопнул за собой дверь и отправился в университет. В этом семестре я уже пропустил один семинар по философии, и второй прогул создаст мне очень-очень серьезные проблемы.
* * *
На семинар по философии я опоздал, причем опоздал крайне неудачно. Когда я постучался в аудиторию, господин Отрепьев (это наш семинарист-философ, и это не прозвище, а фамилия) как раз думал, кому бы ему задать очередной философский вопрос. Когда я открыл дверь, повод для размышлений отпал сам собой.
– Можно войти? – робко спросил я.
– Можно, – сказал Отрепьев и тут же спросил, – как вы думаете, господин Гончаров, бог есть?
Я как шел к своему месту, так и застыл. Такой вопрос, будучи задан неожиданно, может сбить с толку любого человека, а на меня, все еще страдающего от похмелья, он подействовал поистине ошеломляюще. Потом я вспомнил, что одна из последних лекций была посвящена Фоме Аквинскому, и приободрился. Пару лет назад я ощутил интерес к религиозной философии, и за то время, пока этот интерес не угас, я успел ознакомиться с трудами нескольких околорелигиозных философов. Так что эту тему, как ни странно, я знал.
Я подошел к своему столу, повесил сумку на стул, повернулся лицом к преподавателю и ответил, стараясь говорить внятно, как хороший студент, а не сумбурно и неразборчиво, как человек, не успевший прийти в себя после недавнего перепоя:
– Думаю, что бог есть. Впрочем, с другой стороны, проверить это невозможно – если бы бога не было, его бы придумали. А если бог есть, я не думаю, что возможно понять его настолько, чтобы это привело к каким-либо практическим последствиям. Поэтому вопрос о бытии бога не то чтобы неактуален, но… является второстепенным, что ли.
Когда я все это проговорил, мне показалось, что ответ на вопрос сформулирован мною великолепно, и я искренне удивился, когда аудитория заулыбалась. Отрепьев тоже улыбнулся и спросил меня:
