Пол Андерсон - Операция Хаос
Н-да… Невозможно пока отделить правду от вымысла. Однако этот мир имел так много общего с миром Хольгера, что между ними должна была существовать какая-то связь. Может быть, время от времени возникали случайные контакты, и люди вроде Хольгера возвращались потом с рассказами, ложившимися в основу легенд? Может, герои легенд здесь, в этом мире, и жили на самом деле? Припомнив некоторых персонажей, Хольгер от всей души надеялся, что его догадки неверны. Не хотелось бы ему встретиться ни с трехглавым великаном, ни с огнедышащим драконом — как бы ни были они интересны с точки зрения зоологии.
— И вот еще что, — сказал Гуги. — Придется тебе оставить в воротах нательный крестик, если носишь, и все свое железо. Те, из Фаэра, молитву не выносят, отпора перед ней не найдут — но уж отыщут способ, чтобы зло на тебя потом навести…
Хольгер задумался: «А как здесь относятся к агностикам?»[4] Понятно, он воспитывался, как лютеранин, но в церкви не был много лет. Но почему бы ему не стать добрым католиком, чтобы выказать кому-то уважение?
Гуги болтал. Болтал. Болтал. Хольгер пытался поддержать приятельский разговор в границах приличий. Но потом они стали рассказывать друг другу разные историйки. Хольгер пытался вспомнить все соленые анекдоты, какие знал. Гуги рычал от смеха. Пообедать они остановились у ручейка с поросшими мхом берегами. Гуги наклонился вдруг и положил руку на плечо сидящего Хольгера.
— Рыцарь, — сказал он, глядя в землю. — Я рад оказать тебе услугу, если хочешь.
Хольгер едва овладел собой:
— Спасибо, это мне наверняка поможет.
— Не знаю, как лучше и сделать. То ли вести тебя в Фаэр по ведьминому совету, то ли быстренько в другую сторону подаваться. Сам не знаю. Но есть в лесу кое-кто, друг всем лесным жителям, он все знает, что в стране делается, и всегда может добрый совет дать.
— Если бы я с ним встретился, Гуги, это бы мне помогло.
— Не с ним, а с ней. Другого какого рыцаря я бы к ней и не повел, все они похабники, и она их терпеть не может. Но ты… Тебе я проводником согласен быть.
— Спасибо, друг. Если я смогу быть тебе полезен…
— Да ерунда, — буркнул Гуги. — Я это сделаю, чтоб себя ублажить. Ты там смотри, пристойно себя веди, балда такая!
4
Они повернули на север и ехали несколько часов, в течение коих Гуги в основном предавался воспоминаниям о победах над женщинами своего племени. Хольгер слушал вполуха, изображая благоговейное изумление, какого эти истории, впрочем, и заслуживали, если хотя бы половина их была правдой. Но занят он был собственными мыслями.
Дорога поднималась в гору, лес стал пореже, появились поляны, поросшие цветами, залитые солнцем; серые, заросшие мхом валуны вздымались меж деревьев; там и тут открывался вид на уходившие в синюю даль взгорья. Множество ручьев посверкивало и журчало, спеша вниз, в долины; там, где они срывались с уступов, сияли крохотные радуги. Зимородки носились там, как маленькие голубые молнии, высоко в небе кружили ястребы и орлы, табунок диких гусей с криком сорвался из камышей, на озере промелькнул заяц, пробежал олень, прошагала парочка медведей. Белые облака отбрасывали тени на красочные холмистые края, прохладный ветер дул Хольгеру в лицо. Путешествие ему определенно нравилось. Даже доспехи, сначала тяготившие, теперь стали словно бы второй кожей. Неизвестно почему в этих местах таилось что-то близкое, знакомое, словно некогда он уже бывал тут, и часто.
Что скажет на это его память? Быть может, вспомнились Альпы, здешние края показались похожими на скалы Норвегии, горные луга у подножия вершины Райнер? Нет, эти места ему знакомы, и все тут. Но вспомнить, почему и откуда знакомы, он не мог и потому решил, что имеет дело со знаменитой «ложной памятью».
Но если, однако, переход в этот мир научил его незнакомому языку, дело могло этим не ограничиться. На миг охватила шальная догадка: что, если сознание оказалось перенесенным в чужое тело? Он глянул на свои широкие, жилистые ладони, поднял руку, чтобы дотронуться до вмятинки на переносице — памяти о том великом дне, когда с его помощью удалось победить команду Политехнического со счетом 36: 24. Нет, никакого сомнения — это его собственное тело. Его собственное лицо, нуждавшееся в бритье.
Солнце уже стояло низко, когда они пересекли последний луг и остановились у деревьев над берегом озера. Поверхность его, казалось, пылала, отражая лучи заката. Из камышовых зарослей взвилась стайка диких уток.
— Подождем тут, — сказал Гуги. Плюнул на землю и растер ногой. Скривился: — Уф! Бедная моя старая задница!
Хольгер тоже спешился, ощущая во всем теле последствия долгой езды. Не было смысла спутывать верного, как собака, Папиллона; Хольгер только закинул поводья ему на шею, и конь с удовольствием принялся щипать траву.
— Она скоро явится, сдается мне, — проворчал Гуги. — У нее тут гнездо поблизости. А пока ждем, промочить горло не мешает…
Хольгер достал из вьюка фляжку с пивом и заметил:
— Ты ведь мне еще не рассказал, кто она такая.
— Алианора, дева-лебедь, — пиво заклокотало в глотке гнома. — Летает там и сям, даже до Серединного Мира добирается, ей все новости рассказывают, и громко рассказывают, и на ухо. О-о-ох! Может, Мамаша Герда и ведьма, но пиво варит — ух!
Заржал Папиллон. Хольгер обернулся и увидел, как скользит к озеру длинный, пятнисто-золотистый силуэт. Леопард! Не успев ничего сообразить, Хольгер уже держал в руке меч и готов был к бою.
— Не надо! — Гуги подпрыгивал, пытаясь схватить его за руку, но достать не смог и ухватил за ногу. — Он мирный! Он тебе ничего не сделает, если его госпожу не обидишь!
Леопард уселся и уставился на них холодными янтарными глазами. Хольгер вложил меч в ножны. Спина его покрылась потом. Едва эти дикие края стали ему казаться знакомыми — и на тебе!
Крылья захлопали у них над головой.
— Вот она! — крикнул Гуги, запрыгал, замахал руками. — Гей, гей, мы тут! В нескольких футах от них опустилась на землю лебедица, Хольгер в жизни не видел таких огромных. Лучи закатного солнца вспыхивали золотом на ее крыльях.
Хольгер неуверенно шагнул вперед, прикидывая, каким образом следует представиться лебедице. Она хлопнула крыльями, подалась назад.
— Нет, не бойся, Алианора! — Гуги одним прыжком оказался меж ними. — Это благородный рыцарь, я его привел, чтоб он с тобой поговорил.
Лебедица замерла, вытянула шею, распростерла крылья, приподнялась на лапах. Ее тело удлинилось, шея укоротилась, крылья становились уже…
— Господи боже! — перекрестился Хольгер.
