Ханнес Бок - Черное колесо
Дебора смотрела на меня своими невинными безмятежными глазами, лицо её ничего не выражало.
– Мне кажется, вам не следовало мне об этом рассказывать, Дебора, – неловко сказал я.
– Ну, – сказала Дебора, переходя на свой шотландский акцент, – священнику и врачу можно говорить то, чего не скажешь никому другому. И я много ещё что могу рассказать. Например, как леди Брустер-Филлон украла молодого мистера Макдональда у её милости и два дня и две ночи продержала его без сна, заставляя расчёсывать свои волосы. Да, а ведь её милость поклялась матери молодого мистера Макдональда сохранить его невинность любой ценой. Хотите послушать?
– Нет, – торопливо сказал я. – Нет, нет, Дебора, Мне нужно ещё поработать.
– Ну, что ж, как-нибудь в другой раз, – сказала Дебора, вставая и собирая своё вязание. – Крайне интересный эпизод из жизни её милости и крайне поучительный.
Она повернулась к двери.
– Вы мне нравитесь. И мне нравится рыжий мистер Мактиг, Он умеет предсказывать будущее, и у него есть второе зрение. Но я бы не стала верить, если он заглянет слишком далеко. О, нет! Мисс Пенелопа – она хорошая девочка, но её ждёт горе. Но особенно не стала бы я доверять этому парню Чедвику. На нём следы дьявольской сажи. Да, дьявольская сажа глубоко въелась в него! И в девчонку Сватлов тоже. Пустой сосуд, который готов заполнить дьявол. «Сьюзан Энн» – прекрасное поле, которое готов засеять дьявол, и мне кажется, что мы с вами увидим жатву. Подумайте об этом, доктор Фенимор. У меня тоже есть второе зрение.
И она направилась к двери. Я слегка развеселился, но в глубине души почувствовал лёгкое беспокойство; однако, из-за чего – понятия не имел.
На следующий день Бенсон получил радиограмму, что нужно подписать важные документы, отправленные в Сантъяго. Перемена курса ничего не значила для Большого Джима, пока он мог держать в руках рулевое колесо, поэтому мы свернули к Кубе. На девятый день после выхода из Майами мы причалили в Сантъяго, покончили со всеми делами и снова двинулись на юг, к Ямайке.
Два дня спустя передали первое штормовое предупреждение. Мы шли при лёгком попутном ветре и при нынешней скорости должны были через тридцать шесть часов добраться до Кингстона – ближайшего порта, куда мы собирались зайти. Во время обеда Брукс принёс это штормовое предупреждение. Сообщалось, что центр урагана движется прямо на нас и что ураган необычайно сильный. Капитан Джонсон предложил убрать паруса, запустить дизели и двигаться к безопасной, закрытой гавани Порт-Антонио, которая гораздо ближе Кингстона. Бенсон после долгих споров неохотно согласился.
Сообщение Брукса неожиданно прервало разговор, который я не скоро позабуду. Кто-то, кажется, Чедвик, спросил, сколько минут в день средний человек, считающий себя живым, на самом деле живёт – живёт сознательной жизнью, а не просто привычками и инстинктами. Бенсон сказал, что, по его подсчётам, час в сутки – довольно завышенная оценка. Сватлов заметил, что в человеке есть и высшая материя, которая всегда жива, спит ли он или бодрствует. Мактиг спросил, уж не душа ли это, и пастор ответил – да.
Леди Фитц сказала!
– Но, как известно, мистер Мактиг не верит в существование души.
Я никогда не встречал человека, который, подобно леди Фитц, совершенно невинные слова при помощи интонации, ударения и пауз сделать столь ядовитыми. У неё явно был дар – впрочем, конечно, не небесный. В этих нескольких словах она умудрилась не только обвинить Мактига в отсутствии разума, но и намекнуть, что он жалкое, низменное существо, допущенное в человеческое общество по недосмотру, и что она умывает руки. Мактиг все понял, и, очевидно, это на него подействовало.
Он откинулся, сощурив глаза, и спросил:
– Душа! Из чего она сделана? Их заново штампуют для каждого новорождённого? Или берут старые, чистят, латают и снова пускают в дело? Кто за ними присматривает, кто вставляет их в их смертные футляры? Когда мы их получаем? В момент зачатия? Если это так, то это непростительное вторжение в личную жизнь. Или их помещают после того, как зародыш достигает определённой стадии развития? Вы вот, леди Фитц, получили свою душу после того, как утратили жабры или расстались с обезьяньей шерстью? А может, родовые муки – просто следствие беспокойства небесного жильца, который мучается, как женщина, надевающая тесные туфли?
– Очень грубо, Майк, – прошептала Пен.
Леди Фитц, побелев от гнева, сказала:
– Отвратительно!
Мактиг улыбнулся.
– Вовсе нет. Я только задаю вопросы, которые приходят в голову всякому разумному человеку. И жду разъяснений от тех, кто в этом специалист.
Преподобный Сватлов сказал:
– Я вам отвечу. Бог создаёт душу. Это часть его бессмертной сущности. Он дарует её нам из своей святой сокровищницы. Душа входит в нас с первым вздохом и уходит с последним.
Мактиг сказал:
– Знаете, пастор, это для меня ново. Это что-то вроде пылесоса. Душа выдувается из небесной детской (вы её называете сокровищницей). Конечно, это объясняет существование близнецов, тройни, четверни. Они запутались в хранилище и ко времени первого вдоха не успели распутаться. Поэтому появляются все вместе.
– Ну, мистер Мактиг, если вы предпочитаете абсурд…
– Абсурд? – переспросил Мактиг. – Но где здесь абсурд? Это самое разумное объяснение, какое мне приходилось слышать. Оно объясняет существование зла на Земле: убийств, насилий, жестокости, бедности, болезней и всего прочего. Бог слишком занят, подбирая души для новых жителей Земли, и у него просто не хватает времени для всего остального. Решение тут простое: объявить мораторий на рождение, скажем, лет на десять, и Бог получит возможность…
Бенсон раздражённо взревел:
– Майк, прекратите! Вы раздражаете леди Фитц. – Он посмотрел на леди Фитц, которая сидела, заткнув уши, закрыв глаза, и бормотала молитвы или формулы, которые считала молитвами. – Ну, вы своего добились, так что заткнитесь, – мрачно добавил он.
– Я только хотел выяснить…
Бенсон сказал:
– Я поставлю перед вами настоящую задачу. Если мы живём разумной жизнью только один час из двадцати четырёх, кто же правит нами в остальные двадцать три? И не говорите мне, будто в это время мы просто механизм из мышц, крови, нервов и костей, который действует совершенно инстинктивно. Я в это не верю. Природа не терпит пустоты, а наши тела – весьма удобное жилище… – Он взглянул на доктора Сватлова. – Ваше преподобие, разве ваш Господь не говорил, что в доме его отца много комнат? Что ж, в этом доме, – он постучал себя по лысой голове, – действительно много комнат. Кто же в них? Некоторые двери закрыты. Другие распахнуты – и иногда из них выглядывают обитатели, и даже чужаки туда могут забрести, когда мы спим. Кто же они? Может, наши предки, изгнанные из своих домов смертью? Почему бы им не поискать убежища в плоти от своей плоти и в кости от своей кости? Разве у них нет права там поселиться? Почему бы им не взять в руки колесо, когда я сплю?
