Кейт Форсит - Пруд двух лун
Пламя почти потухло, когда внезапно все чувства Изолт странно обострились. В кругу камней появился кто-то чужой. Распахнув усталые глаза, Изолт увидела три высокие бледные фигуры, медленно приближающиеся к костру. Она бесшумно положила стрелу на тетиву своего маленького лука и подняла его к плечу.
Без всякого предупреждения старая узловатая рука схватила ее, вынудив опустить арбалет. Если бы Изолт не узнала прикосновения Мегэн, она мгновенно убила бы ее, но в данный момент она подавила инстинктивное побуждение защищаться и выпустила из рук лук и стрелу.
Я же сказала, что мы здесь в безопасности, Изолт, когда ты научишься доверять мне? - раздался глубоко в ее мозгу голос ведьмы. — Если бы ты выстрелила и убила одного из наших хозяев, ты совершила бы великое зло, ибо Селестины — благороднейшие из всех существ, а мы укрываемся здесь благодаря их доброте. Научись думать, прежде чем убивать, дитя мое, иначе ты будешь таким же злом, как и те, кого мы пытаемся ниспровергнуть.
Изолт кивнула, хотя и наблюдала за бесшумным приближением таинственных фигур с недоверием. Может быть, Зажигающая Пламя Мегэн и была готова протянуть руку дружбы всем существам без исключения, но Изолт определенно не собиралась этого делать.
Селестины были высокими и худыми, с белыми волосами, струящимися у них по спинам. Их просторные одеяния из бледного шелка слегка мерцали, и их фигуры окружал еле видный светящийся нимб. В темноте их лица казались неразличимыми, хотя время от времени она видела блеск их глаз. Приложив пальцы одной руки ко лбу, они поклонились Мегэн. Воздух наполнился гулким гудением.
Мегэн поднялась на ноги, поклонилась и ответила им точно таким же низким и тихим гулом. Он походил на жужжание роящихся пчел, мурлыкание эльфийских кошек, дружный шелест листьев или шум дождя.
— Близится полночь, — тихо сказала Мегэн своим подопечным. — Скоро мы начнем петь заклинания и танцевать, а на рассвете Селестины своим пением призовут солнце к жизни. Вы можете присоединиться, если уловите мелодию; но если не сможете вытянуть звук, не начинайте. Это очень плохой знак, если песня прервется, а песня Селестин требует выносливости и умения контролировать свое дыхание.
Из темноты появилось еще одно волшебное существо, оно было ниже ростом, чем остальные, — и сутулым. Это был мужчина. Когда он подошел поближе к костру, чтобы поприветствовать Мегэн, Изолт увидела, что его лицо изборождено морщинами, которые на лбу были настолько глубокими, что его глаза скрывались в тени. Они с Мегэн некоторое время погудели друг другу — этот звук удивлял Изолт своей гибкостью и выразительностью. Хотя девушка и не знала, о чем они говорили, она расслышала в тоне этого гудения радость и гостеприимство, а также множество вопросов. Он положил один суставчатый палец между глаз Мегэн, а она склонила голову и застыла в такой позе очень надолго. Потом он взял ее ладонь в свои и позволил ей таким же образом прикоснуться к себе. Так тихо, что Изолт не услышала его приближения, сквозь внешний круг камней прошло еще одно существо из рода Селестин, которое присоединилось к остальным и негромко загудело. Они с Мегэн обнялись, и Изолт услышала повышающуюся интонацию тревожного вопроса в голосе Мегэн.
К тому моменту, когда Мегэн, наконец, вернулась к костру, Изолт почти заснула. Лахлан ерзал под взглядами Селестин, собравшихся у воды. Когда Мегэн приказала им зажечь факелы, он с облегчением отвел глаза и подтолкнул Изолт когтями.
Пять белых фигур окружили темный пруд на вершине холма и в вежливом молчании ждали, пока Мегэн проводила над Изолт и Лахланом обряды ведьм. Изолт уже начала привыкать к поведению Мегэн, но до сих пор чувствовала себя неловко и даже глупо, распевая песнопения и танцуя вокруг костра под взглядами этих высоких торжественных фигур. Они так и притягивали к себе ее взгляд, вызывая удивление, смешанное с подозрением. Селестины с их длинными белыми гривами и резкими угловатыми лицами напоминали ей Народ Хребта Мира, а там никогда не следовало поворачиваться спиной к незнакомому Хан'кобану, если можно было этого избежать. В серой предрассветной тишине Селестины наконец зашевелились, сделав шаг вперед, чтобы взяться за руки. Зажженные факелы, которые Изолт, Лахлан и Мегэн держали в руках, сгорели до основания, рдея еле видным огнем. Костер догорел до углей, и Изолт почувствовала, что в глаза ей как будто насыпали песку, а все тело ноет после ночи, проведенной без сна и еды.
Один за другим Селестины начали гудеть; одни гудели так низко, что звук скорее ощущался как легкая дрожь в венах, артериях и органах, чем слышался; другие — высоко и чисто, точно журчание водопада. Мегэн присоединилась к кругу Селестин около пруда; она была совсем крошечной по сравнению с их высокими фигурами. Ее песнь сплелась с песнью Селестин, то взвиваясь, то снижаясь в будоражащем кровь ритме.
Горизонт уже начал понемногу светлеть, когда в их песнь внезапно вплелся чистый и щемяще красивый голос. Изолт, сидевшая у костра, изумленно подняла глаза и увидела, что Лахлан тихо выступил вперед и взял Мегэн за руку, присоединившись к кругу певцов. Его крылья были широко расправлены, лунный свет серебрил иссиня-черные перья, подчеркивая красивую линию его шеи и подбородка. Изолт могла лишь смотреть на него и слушать, исполненная беспомощной тоски.
Темные камни уже четко вырисовывались на светлеющем небе, когда к хору присоединились многочисленные птицы. Зажурчала вода, и на поверхности пруда забурлили прозрачные пузыри, заставив воду в пруде перелиться через каменный выступ и побежать вниз по склону холма. Лахлан все пел и пел, и Изолт казалось, что она еще никогда не слышала ничего прекраснее. Встало солнце, расцветив серый пейзаж, и песня Селестин медленно затихла.
— Молодец, мой мальчик! — воскликнула Мегэн. — Иди посмотри, Изолт! Летний ручеек побежал.
В центре пруда бил прозрачный родник. Там, где вода каскадом сбегала по западному склону холма, точно по волшебству показались цветы: крошечные алые звездочки водных лилий, золотистые лютики, голубые незабудки, белые бутончики земляники и мохнатые розовые головки клевера.
Селестины возбужденно гудели, и Мегэн обняла племянника.
— Верно, в твоем голосе скрыто волшебство! — воскликнула она, и ее морщинистое лицо залили слезы. — Летний ручей бежит, и он гораздо сильнее, чем был многие годы! Они говорят, что это лучшая рассветная песнь со времен Указа о Волшебных Существах, ибо осталось так мало Селестин, а у многих на сердце такая тоска, что они не хотят петь! Ох, Лахлан, я так удивлена и так рада! Энит говорила, что ты отказывался пользоваться своим голосом, хотя она знала, что он обладает колдовской силой. У тебя настоящий Талант — посмотри, как сильно течет ручеек!
