Александр Волков - Пришелец
— Янгор, иди на место! — приказал Верховный.
Охотник молча обошел зал по кругу и вновь встал по другую сторону очага. Но, проходя мимо медвежьей головы, насаженной на валун, он как бы невзначай задел ее сжатым кулаком, и она свалилась на пол с сухим костяным стуком. Унээт оглянулся, затем подобрал с пола перед очагом обгоревшую лапу и направился к окровавленному камню. Здесь он вдруг решительно взял в руки медвежью голову и, насадив ее на прежнее место, положил перед ней лапу с оплавившимися в огне очага когтями.
— Оанна! — крикнул он. — Наа!.. нна!.. хойа!
Клич гулко прогремел под потолком зала, рассыпался на осколки и постепенно затих в отдаленных каменных коридорах. В зал вошли две молодые обнаженные и так густо покрытые глиняными рисунками жрицы, что их тела казались обложенными древесной корой. Они несли в руках широкие и плоские глиняные чаши, наполненные дымящимся отваром из корней травы тиу и гриба ка-ха. Чашу с травяным настоем принял Унээт, с грибным — Янгор. Унээт пригубил напиток первым, затем передал чашу ближайшему охотнику. Тот, отпив глоток, передал чашу дальше. Когда она обошла всех и вернулась к Унээту, тот поднес ее к губам Янгора и охотник осушил ее до дна. Теперь следовало вернуть сосуд жрицам, но вместо этого Унээт вдруг подошел к медвежьему истукану в конце пещеры и, вылив ему на голову последние капли, со всего маху грохнул чашей о его каменную спину. По стенам зала веером брызнули осколки. Стало совсем тихо.
— Теперь ты, Янгор! — сказал Унээт.
Охотник поднес чашу к губам, сделал большой глоток и пустил ее по кругу. Когда все по очереди отпили дымящегося отвара — даже Бэрг хлебнул через край среди всеобщего оцепенения — и чаша вернулась к Янгору, Верховный приблизился к очагу, ладонями зачерпнул из него пригоршню алых переливающихся углей и высыпал их в чашу. Остатки варева на дне зашипели, обратившись в легкое молочное облачко, на миг окутавшее голову Янгора.
— Бросай! — вдруг резко выкрикнул Унээт, когда облачко рассеялось, и выбросил ладонь в сторону истукана в конце зала. Янгор перехватил ладонью край широкого, чуть выпуклого глиняного диска, слегка присел, крутанулся на одной ноге и, широко развернув плечи, метнул чашу в медвежью шею. Диск разлетелся в мелкие кусочки, и с шеи звериного чучела свесился обрубленный клок шкуры. Унээт бросил на жаркие угли горсть черных корешков, тут же пустивших острые ростки зеленоватого огня Едкий дурманящий дымок защипал глаза и ноздри охотников. Бэрг почувствовал, как пол кренится и вырывается у него из-под ног; потолок стал опускаться, раскалываться и обрушиваться ему на голову большими и легкими, как куски коры, пластами. Он еще видел, как Унээт выхватывал из очага огромные горящие угли и с криком «Ойяа-ха!» швырял их в каменного медведя, как охотники подхватывали с пола обломки костей, камни, куски засохшей глины и с воплями «Уй-йю! уй-йю!» забрасывали неподвижный валун, на верхушке которого еще каким-то чудом держался изрубленный в клочья медвежий череп с лохмотьями шкуры. Потом пол стал всплывать, потолок упал, и в глаза Бэрга пролилась тьма, наполненная криками, стонами, топотом ног, хрустом костей, веток, жарким прерывистым дыханием множества бегущих людей, умоляющим стоном смертельно раненного зверя и мягкими чмокающими шлепками камней по избитой, окровавленной плоти. Напоследок все эти звуки покрыл яростный торжествующий крик Ворона, и все стихло.
— А когда тот край ямы, что был со стороны болота, стал обваливаться, Янгор прыгнул навстречу и ткнул горящую головню прямо в открытую пасть, — надтреснутым старческим голоском зашептала тьма.
— Никого не убило? — спросил голос Эрниха.
— Мита свалился в яму в самом начале, — прошуршало в ответ, — я видел, как он наступил на кочку у самого края, ухватился рукой за куст вереска, но подрытые корни вырвались, и он упал.
— А дальше?
— Все пропало. Только лапа с когтями…
— А теперь что ты видишь? — спросил Эрних.
— Унээту приносят камни для священного очага, — был ответ, — привязывают лапы к жердям, тянут…
Слова во тьме звучали все четче, и Бэрг наконец узнал голос Гильда. Приоткрыв веки, он в свете вставленного в стенную ямку факела сквозь щелку увидел силуэт старика. Гильд держал в руках широкую миску и сосредоточенно смотрел в нее внимательными неподвижными глазами. Рядом, на ложе из толстых сосновых бревен, устланном еловым лапником и прикрытом вытертой шкурой вепря, лицом вниз лежал Эрних.
— Говори дальше, Гильд, — просил он слабым голосом, — что ты еще там видишь?
— Сложили очаг, — продолжал Гильд, не отводя от миски немигающего взгляда, — Унээт надел мантию, шлем и маску… Дал Янгору нож… Он вспарывает шкуру, достает сердце, вырывает кусок печени, дает Унээту… Тот бросает все на сучья в очаге. Янгор опять достает печень, ест… Все едят. Унээт перерезает тетиву, дым, огонь…
— А что Мита? — спросил Эрних, приподнимая голову.
— Я не вижу Миту, — забормотал Гильд, низко склонив над миской худое, изможденное лицо, — Миты нет нигде. Его дух питает Кнорра. Кнорр дунет в гнездо. В воронье гнездо. Лучи Синга согреют птичьи яйца. Мита пробьет клювом белый свод. Черви Раана будут есть тело Миты и питать Миту в гнезде из сучьев. Мита полетит и скинет перья на мантию Унээта…
Старик засопел и заправил за ухо прядь волос, упавшую в миску.
— Ты видишь все это? — спросил Эрних.
— Вижу, мой мальчик, конечно, вижу. — Гильд часто закивал головой и вдруг стрельнул острым темным глазом в сторону Бэрга. Их взгляды встретились.
— Неправда, — послышался слабый шепот Эрниха, — это все сказки Унээта.
— Зачем же Унээт будет рассказывать сказки, — усмехнулся Гильд, — сказки рассказывают старухи, ведь так, Бэрг?
— Так, — с хрипом выдохнул Бэрг, с трудом разлепив спекшиеся губы.
— И Бэрг здесь?
— Здесь, здесь, — посмеивался Гильд, — он уже вернулся с охоты, теперь отдыхает. Ты ведь очень устал, Бэрг, да? Ответь мне, что ты молчишь?
— Отвяжись, проклятый колдун! — дернулся Бэрг. — Смотри в свой горшок и не лезь ко мне!
— О-хо-хо! — развеселился Гильд. — Я — колдун! Таких сказок я не слышал даже от старой Гиты, а уж она-то любила поговорить, пока не затихла в шкуре, надетой на Игнамы у Озера! Надо бы как-нибудь выпросить у Унээта его мантию, надеть маску с вороньим клювом и попрыгать у костра, опираясь на ребра мамонта! А может быть, ты, Эрних, попросишь за меня? Или боишься, как бы он опять не заставил Янгора выбивать из тебя дурь, а?
И старик затрясся от почти беззвучного, повизгивающего хохота.
