Константин Бояндин - Издалека
— Здесь проход, — было ответом, — и он открывается, насколько я понял, только тому, кто смог прочесть надпись. Но это слово, как и ты, я слышу впервые. Подожди немного, я спрошу совета.
По спине Унэна пробежала неприятная дрожь, и слабая дымка на миг окутала сознание. Когда флосс обращался к богам, он «светился» во всех мыслимых магических и псионических диапазонах. Настолько мощным был контакт. Везёт же, подумал монах с завистью. Ему общение с божествами давалось с большими затратами. Отчасти, конечно, вследствие его воззрений. Вследствие веры в Учение. Согласно которому одна и та же судьба и у смертных, и у богов.
Что, конечно, не у всех богов вызывает восторг.
…Наконец, общение завершилось, и флосс энергично встряхнулся.
— Слово без значения, — объявил он. — Никто из обитателей Ралиона не приписывал ему никакого значения.
По спине монаха пробежала ледяная струйка. На сей раз от страха, а он испытывал страх очень редко. И лишь когда были весомые на то основания.
— Извини меня, Шассим, но это чушь, — ответил он, стараясь говорить спокойно. — Никто не может написать слова, не вкладывая в него хоть какого–нибудь смысла. Может быть, тайный язык? Шифр?
— Нет, — Шассим нетерпеливо переступил ногами по планке. — Не веришь, так спроси сам.
Спроси сам! Чтобы потом часа три отдыхать!
— Верю, — солгал Унэн. — И что же ты предлагаешь?
Флосс думал очень долго.
— Войти.
Унэн задумался. В устах неизменно осторожного флосса такое предложение казалось безумным, но… В самом деле, его, Унэна, шестое чувство, всегда предупреждавшее об опасности, молчит. Во время похода оно предостерегало от опрометчивых действий, но нисколько не возражало сейчас, перед проницаемой стеной, ведущей неведомо куда.
— Ну ладно, — монах поправил одежду. — Однако помни, Шассим, что я–то воскресну быстро, хотя и неясно, где, а вот что будет с тобой, известно лишь… в кого из богов ты веришь сильнее всего?..
И шагнул сквозь «камень», слыша скрипучий смех, отдающийся где–то под сводами черепа.
И мрак поглотил их.
* * *В тринадцати местах по всему Ралиону, в святилищах Всех Богов, вздрогнула земля и что–то недовольно заворчало, ворочаясь в глубине. Однако Хранители (там, где они ещё были), не придали большого значения произошедшему. Боги охраняют свои святилища, а в знамениях нуждаются не Хранители, а многочисленные паломники.
Многие из которых вняли знамению. Каждый, само собой, по–своему.
* * *Из подвалов Моррон послышался скрежет и стук отодвигаемой каменной плиты.
Норруан, который спокойно сидел в кабинете, рассеянно листая древний трактат по геометрической магии, вздрогнул и взялся за жезл, висящий на поясе. После чего захлопнул книгу и быстрым шагом направился к ближайшему спуску в подземелье.
Что–то проснулось в замке — и надлежало понять, что именно. У замка может быть только один хозяин.
* * *Долгое время Унэн висел в воздухе… лишённый каких–либо ощущений. Ничто — ни зрение, ни слух, никакое из остальных чувств не находило ничего достойного внимания в окружавшем его пространстве.
Если, конечно, это было какое–то пространство.
Однако обжигающие серебряные иглы созвездий не торопились вонзаться в его бесплотные ступни, и ветер, что избавлял от бремени плоти и имущества не торопился проделать это вновь, — чтобы вскорости вернуть похищенное.
Стало быть, жив.
Гулко стучало сердце. Очень, очень медленно.
Бессчётное число ударов сотрясло чёрную пустоту пространства, и пол коснулся ног монаха.
А флосс тут же проявил себя всем своим весом и беспокойными мыслями, коснувшимися спокойного рассудка Унэна. Стало быть, и он жив. Что ж, весьма отрадно.
И тут же монах ощутил, как соскальзывает, спадает с него та маска, тот облик, под которым он привык показываться жителям Ралиона — порой столь враждебным ко всему, от них отличающемуся!
Флосс в великом изумлении смотрел, как густая лохматая рыжеватая шерсть прорастает на теле его друга и носильщика; как уши его удлиняются и уплощаются; как короткие, но острые клыки показываются из–под верхней губы, чтобы устрашать зрителя своим блеском.
Венцом всего стала тщательно выбритая верхняя часть головы — она смотрелась и комично, и устрашающе. И ещё длинные когти на руках и ногах, и кончик хвоста, выбившийся из–под рясы.
Голова Унэна повернулась и Шассим встретился взглядом с парой пылающих красноватых глаз — в которых добродушие и доверие могло моментально смениться яростью и непреодолимой силой.
— Вот, значит, каков ты на самом деле, — присвистнул целитель и шевельнулся на насесте. — Воистину велики твои возможности, раз я не смог увидеть этого раньше.
— Я есть то, что я есть, — услышал он в ответ. Флосс закрыл глаза и прежний Унэн — низенький подвижный человечек с кругленьким брюшком — по–прежнему подходил этому голосу. Шассим открыл глаза, и ему показалось, что прежний облик на миг вернулся к Унэну.
И вновь растаял.
— Мы предоставлены сами себе, — заметил Унэн. — Наша магия здесь бессильна. Однако раз я тебя слышу, врождённые способности по–прежнему действуют.
Он взмахнул рукой и не встретил вокруг ничего, кроме застойного, сухого воздуха, в котором смешались поблекшие ароматы бесчисленного множества эпох. Так пахнет в древних гробницах, в заброшенных городах, — везде, где царит запустение и безжизненность.
— Что ты видишь? — спросил Унэн, убедившись, что псионика не в состоянии подсказать глазам, что окружает его во мраке.
— Коридор, — флосс вновь шевельнулся. — Множество дверей. Портал за нашей спиной… Можешь зажечь факел, если хочешь. Я… не ощущаю…
Флосс вздрогнул, на сей раз гораздо сильнее. Унэн ждал, пребывая в неподвижности.
— Мы не на Ралионе, — неожиданно заключил флосс и несколько раз взмахнул крыльями, обдавая спину монаха прохладой. — Никакой жизни. Никакой мысли. Никакого движения.
Монах хранил молчание.
— Анектас, — проговорил он в конце концов и извлёк алхимический факел, подарок одного хорошего знакомого. Стоило повернуть верхнюю часть приспособления, как возникал мягкий, желтоватый свет, яркостью которого можно было управлять.
Монах отвёл руку в сторону и сиротливый огонёк в его ладони постепенно разгорелся крохотным, едва переносимым солнечным сиянием.
Действительно, коридор. Массивные двери, каждая много выше человеческого роста — проход для гигантов, способных сокрушать скалы небрежным движением пальца. А за спиной…
— Ты видишь? — он обернулся и поднёс излучающий мягкое тепло факел к отполированной, подёрнутой дымкой «стене», из которой они вышли.
