Constance_Ice - Гарри Поттер и келья алхимика. Главы 1-8.
Я вывалилась из спальни и с треском захлопнула за собой дверь. Но пока сыпавшаяся из трухлявых перекрытий пыль струилась ручейком по стене рядом со мной, я успела услышать тихий топоток, словно маленькие ножки бежали вниз по лестнице.
Не помню, что я орала, когда неслась в гардеробную мимо гостиной, но, кажется, психанула я сильно. Трясущимися руками вывернув из шкафа все барахло, я расковыряла в самом низу стопку запасных одеял и вывалила на пол длинную узкую коробку. Когда пальцы прикоснулись к промасленному чехлу и нащупали грохочущую металлическую упаковку, я немного успокоилась, хотя, заряжая проклятое ружье, я с трудом вставила в него патроны и захлопнула стволы. Еще студенткой, дежуря на крышах в ожидании воздушной тревоги, я достаточно привыкла к оружию, но, учитывая то, что мне так и не пришлось стрелять из него в кого-то, ситуация была довольно угрожающая. Изысканный мат инструктора, когда на тренингах я чуть не подстрелила собственную соседку, я помнила очень хорошо. Поэтому сейчас я старательно прижала приклад к плечу нужной стороной, проклиная чертову двустволку за ее старинность и с дрожью вспоминая рассказы надменной тетушки Ады о том, что случилось с ее вторым мужем, когда он спьяну попытался выстрелить из старого охотничьего ружья. Дядя Гэри остался без плеча и… головы, зато тетя Ада – с домом в Каэрнэрвоне и солидным счетом в банке. Правда, дом потом разрушили прицельным попаданием новейшей ультразвуковой бомбы, но счет сохранился в неприкосновенности. Остаться без головы мне не хотелось, но страх обнаружить в доме призрак прежнего хозяина или десяток болотных чертей был сильнее страха банальной смерти от взорвавшегося ружейного ствола.
Я осторожно открыла дверь ногой и повела дулом справа налево. Прислушалась. Никого. Извернувшись, заглянула за дверь. Ничего нет. Обойдя все открытые комнаты с заряженной двустволкой, я устало прислонила ее на кухне к холодильнику с пауком и плюхнулась рядом на кривоватую табуретку, нервно глядя на телефон на столе и сдерживая порыв схватить его и немедленно вызвать полицию, хотя бы того молоденького сержанта.
Надо лечить нервы, подумала я. Иначе я и дня здесь не протяну. Что же касается ночи (я поежилась), то ее еще надо пережить. Спать в одной комнате с заряженным ружьем, конечно, небезопасно, но мне будет куда спокойнее, если я смогу в любой нужный момент им воспользоваться. Дай только бог, чтобы такой момент не наступил…
Я подавила истерический смешок: автор кровавейших романов о вампирах, вервольфах и призраках пытается в собственном доме пристрелить из старинной двустволки свои потенциальные персонажи. Боже, если бы Мэтт знал, он тут же радостно растрепал все журналюгам, а меня бы втихую отправил лечиться на остров Мэн в тамошний частный санаторий для обколотых звезд. Представив эту ситуацию, я все-таки не смогла сдержать смех: представила, как Белинда МакГилликади всовывает губы в ухо очередному слушателю, жарко нашептывая сплетни о моей ненормальности, а Айрис, сочувственно кивая, вручает мне пакет с чищенными апельсинами в большой белой комнате, обитой войлоком. Нет, не хочу!
Я сунула кирпичик "Сытного обеда Сын А" в выдвижной ящичек микроволновки и, поглядывая на то, как паук, медленно переставляя пушистые лапки в сплетении паутины, с явным интересом бредет к ружейному стволу, задумалась о своих последующих действиях. Надо будет выпить на ночь для храбрости – успокоительного хотя бы. Это раз. Давиться бренди в такой ситуации нет резона. И никому не говорить о своих дурацких бреднях – два. Три? Надо сходить проветриться, пока солнце еще не зашло.
Намотав сильно наперченную лапшу на пластмассовую вилку, я уставилась на царапины на столе и попыталась сосредоточиться. Мне все это кажется. Только кажется, попыталась я убедить себя. Главное – никому не звонить и не пытаться сбежать отсюда на край света. Может, мне действительно все это просто показалось? Или я откровенно малодушничаю? Остаться здесь – мудрое решение, что и говорить; оправдывало мои страхи только то, что я никогда не оказывалась на месте героев собственных произведений. Не допив бульон, я сунула плошку в дезинтегратор – единственную новую вещь на кухне – и, набросив ветровку, вышла на крыльцо.
Ветер гнал встрепанные кучки облаков по такому пронзительно синему небу, каким оно бывает только в конце лета. Я вывела внедорожник из гаража, очередной раз поздравив себя со своевременной покупкой именно такой машины. С сожалением давя последние в этом году желтенькие дикорастущие ирисы, я пролавировала влево мимо края болота, очерченного бархатными и коричневыми стрелками камышей, где в холмах посреди шелковисто-зеленой низины темнело кольцо стоячих камней. Я съехала к самому ограждению, беззастенчиво перелезла через тонкую цепочку и прижалась щекой к ближайшему камню. Таким способом я снимала напряжение уже неделю. Сезон ярмарочных попоек на этом месте уже пару месяцев как прошел, и сейчас вокруг не было ни души. Странно, но здесь мне было совсем не страшно одной, я не боялась таинственных болотных человечков, которые выглядывают из-за таких камней и, посверкивая разноцветными огоньками, заманивают тебя в трясину, хотя сама я о них писала. "Серый вервольф и Красные Шапочки" – второе по счету мое произведение, приз за лучшую книгу в серии "Страхи", самый продаваемый роман сезона и так далее. И полный кошмар в отношении содержания.
Если бы я могла написать о том, что чувствуешь, когда прислоняешься к этому странно вибрирующему источнику неизвестной энергии. О том, что после этого мне снова хочется жить, и не страшно вспоминать, как я в полуразрушенном многоквартирном доме на Брикстон-роуд кормила с ложечки парализованную мать сильно разбавленным малиновым сиропом, за две пинты которого я накануне вечером отдала истощенному, нервному фермеру с обвисшими усами свою единственную теплую куртку-пуховик и семьдесят обесценившихся фунтов. О том, как я, проходя по осыпающейся под ногами больничной лестнице, смотрела на мечущихся в бреду раненых, надышавшихся "дементрина", хрипящих и захлебывающихся в болезненном крике от жутких видений, отнимающих разум. О том, как мне приходилось хоронить своих близких завернутыми в простой черный пластиковый мешок, потому что гроб стоит слишком дорого, и его могут позволить себе только родные погибших на фронте – государство оплачивает им похороны. О том, как я водила во вновь открывшийся музей свой первый класс и тихонько клала руку на плечо тем, кто сипло шмыгал носом, когда безрукий гид рассказывал о первых бомбежках Ливерпуля и Глазго – в каждой из семей этих бледненьких детишек с торчащими от постоянного недоедания ребрами были свои потери. О том, как страшно было просыпаться одной в холодной квартире после того, как я позавчера выпила последнюю таблетку "Санаригуттура", а все тело продолжало трясти от лихорадки, но нужно было вставать и идти работать, потому что учителей катастрофически не хватало, а один из детей за день до этого, сам того не заметив, назвал меня мамой. И по более прозаической причине: только на госпредприятии в придачу к зарплате можно было получить бесплатный обед…
