Андрей Егоров - Вейгард
Развлечения наши были весьма далеки от совершенства. Порой мне даже бывает стыдно, когда я вспоминаю, что мы вытворяли. Озорничали иногда довольно жестоко, доводя мирных граждан Мэндома до исступления.
Например, били стекла в богатых домах, а мозаичные витражи были в те времена очень и очень дороги. Впрочем, и сейчас они тоже не дешевы. Цветные стекляшки были нужны нам, чтобы смотреть через них на мир (в красном, синем и зеленом цвете он выглядел куда интереснее), да еще играть в расшибалочку. Я почти все время выигрывал, и в конце концов у меня набралось столько цветных стеклышек, что при желании ими можно было остеклить весь фамильный замок. Я же предпочел раздарить их ребятам помладше, благодарности их не было предела.
Еще мы швырялись камнями в мойщиков стекол. Беднягам было сложно удержаться на верхотуре под целым градом тяжелых снарядов. Выронив ведро и тряпку, они шлепались на мостовую, сопровождаемые нашим радостным смехом.
Мы регулярно клали свежий навоз на пороги домов, где жили самые суровые столичные граждане. Ох и отчаянно они ругались, наступив рано поутру начищенным до блеска сапогом в благоухающую кучу.
У нас были собственные маскарадные костюмы, составленные по большей части из украденного белья, которое ничего не подозревавшие хозяйки развешивали сушиться на солнышке. Мои приятели любили щеголять в цветастых трусах поверх штанов, дамских панталонах и розовых нижних юбках с узорными рюшками.
Частенько мы устраивали сражения, бились на деревянных мечах и палках, воображая себя настоящими воинами. Я неизменно верховодил. Уже тогда я получал регулярные уроки фехтовального мастерства у Габриэля Савиньи и мог одержать победу над любым из сверстников. Я вел своих приятелей в бой, и мы всегда разбивали врага – плохо организованных и не обученных владению оружием мальчишек с соседней улицы.
Раз у них, правда, тоже объявился лидер – крепкий паренек с красным угреватым лицом. Благодаря его командованию они атаковали нас несколько раз вполне успешно. Но в его жилах не текла королевская кровь – он был сыном старьевщика. И смелость крепыш сохранил лишь до тех пор, пока я не ткнул его однажды деревянным мечом под дых и не пригрозил, что ему не поздоровится, если он посмеет еще хотя бы раз выступить против меня. С тех пор он вел себя ниже воды, тише травы. Ну или наоборот… А потом принял верное решение и примкнул к нашему отряду.
Я ощущал, что действительно счастлив, когда неприятель бежит, а в нашей власти оказывается очередной переулок города. С моими восторженными чувствами совершенно не считались жители Мэндома – их наши игрища буквально выводили из себя, в особенности если сражение разворачивалось далеко за полночь. Вели мы себя слишком шумно и никому не давали спать. Пару раз меня даже окатили помоями. А «вояк» из моей армии таскали за уши, отвешивали им подзатыльники, давали пинки. Подобные унижения вызывали во мне жгучую ярость и желание отомстить за поруганную честь моего маленького воинства.
Отрочество мое было временем вполне беспечным, но наполненным высоким смыслом – оно олицетворяет для меня сейчас вхождение во взрослую жизнь. Именно тогда ко мне пришло осознание того, кто Я такой и как мне следует вести себя с окружающими простыми людьми.
Юность. Пора бурного веселья – светлого эля и девичьих объятий. Пожалуй, элем тогда я увлекался чрезмерно, да и красоток, побывавших в моей постели, было не сосчитать. Если уж говорить откровенно, то в постели милые крошки оказывались весьма нечасто. Зато они бывали у меня в открытом поле, в лесу за торговым трактом (на тех самых бревнах, где мы когда-то играли с приятелями в карты и кости), на лестнице одного старого дома (замок на двери был сбит, здесь давным-давно никто не жил), на многочисленных чердаках, за замковой кузницей (ах, Грета, светловолосая дочка герцогини Гадсмита, где ты сейчас?), на крыше кузницы, когда темнело, и даже в самой кузнице, если там отсутствовал кузнец – здоровенный глухонемой мужик по имени Герасим.
Кузнец умел говорить только два слова: «Поддай жару!» Люди болтали про него, что, дескать, когда-то давно Герасим утопил собачку. Я же всегда был уверен, что это неправда. Народ любит придумывать всякие истории про тех, кто вызывает у них неуютное чувство. О Герасиме же всем вокруг так и хотелось присочинить какую-нибудь байку, потому что физиономия у него была самая что ни на есть зверская.
Именно тогда, в юности, я впервые почувствовал в себе склонность к борьбе за справедливость и убийству отъявленных мерзавцев. И, надо сказать, весьма преуспел в этом важном, принципиальном для меня деле.
В общем, юность моя, так же как и отрочество, была временем в высшей степени счастливым… За многими простыми радостями, такими, как светлый эль, девичьи объятия и убийства отъявленных мерзавцев, я и сам не заметил, как произошло мое становление, укрепился мой характер и закалился дух.
Черный период жизни. Смерть отца. Я лишен наследства, изгнан Фаиром из Центрального королевства, живу прихлебателем при дворе родных братьев. Участь бедного родственника начинает меня все сильнее тяготить. Наконец, я прихожу к мысли, что подобное существование неприемлемо для принца крови, и отправляюсь искать лучшую долю…
Торговый тракт Гадсмита. Я мчусь на вороном скакуне к купеческому обозу, а позади, обнажив мечи, несутся во весь опор головорезы из моей шайки. Эх и лихое было время! Я вел себя так, словно искал смерти. А все потому, что на какое-то время утратил себя самого. Не найдя места в изменчивом мире, я, рисковал каждый день головой и тем не менее оставался в живых. Наверное, высшие силы берегли меня для великих дел, со мной была моя удача и мое предназначение, моя значимость для судьбы великой Белирии.
А вот разбойники из моей шайки почему-то, напротив, гибли толпами. Нередко после очередного набега от отряда оставалось не больше десяти человек. Правда, шайка моя вскоре пополнялась, но вечно так продолжаться не могло. Благодаря – высокой смертности среди моих людей я довольно быстро снискал дурную славу. Многие, например, считали, что я вовсе и не человек. Наверное, всему виной была моя необыкновенная удача, то, что я был практически неуязвим, чудесным образом избегая любой смертельной опасности. Ну и репутация отчаянного психа, конечно, тоже заставляла разбойников разбредаться по другим, порой менее удачливым, шайкам. Слухи обо мне были, как водится, сильно преувеличены – я ведь вовсе не ненормальный, как кто-то может подумать, я тоже испытываю страх и прочие простые человеческие эмоции… Я – человек, хоть и обладаю нечеловеческой силой воли и умением решать любые вопросы.
