Ирина Анненкова - Мой личный чародей
— Ты ведь не обижаешься? Я всё равно больше всех люблю тебя!.. Но твоя подружка так хороша! Эх, была бы она кошкой!!
Я расхохоталась. Степка в своем репертуаре!
Наконец кот был изгнан обратно на стол, коса переплетена заново, ленты нарядной перевязки завязаны на моем затылке пышным бантом, шею стиснуло ожерелье, а запястья — браслеты всё из того же жемчуга. Смеляна сделала шаг назад, критически осмотрела свою работу и удовлетворенно кивнула.
— Ну вот, хоть прямо сейчас в храм веди!
— Ой, девчонки, — вдруг оживился Степан, — а что я к вам шел-то! Я ведь тоже хочу на эту вашу Роданицу попасть!
— Степ, да ты что?!! — изумилась юная княгиня. — Это никак нельзя! В конце-то концов, ты все-таки мужчина!
Кот приосанился.
— Рад, что ты это осознаешь, — самодовольно промолвил он, потирая лапой роскошные белые усы. — Однако вряд ли этот неоспоримый факт может мне помешать последовать за моей хозяйкой даже на край света!
Но Смеляна была непреклонна.
— Даже и не думай! Степа, своим присутствием ты можешь оскорбить богов и богинь, которым посвящен этот обряд! И что скажет Дар, когда узнает, что Роданица была проведена с серьезными нарушениями?!
— Да он и не узнает! Я тихо-о-онечко!
— Ты собираешься осквернить священный ритуал ложью?!!!
Кот скривил хитрую морду. Он явно не возражал исподтишка напакостить моему жениху, которого порядком побаивался, да и на ритуалы ему было плевать с самой высокой крыши города.
Героическим усилием воли (и ма-а-аленькой такой крупицей магии) я успокоила свое заколотившееся сердце и заставила побледнеть вспыхнувшие щеки. Я даже слега поёжилась, представив, что именно скажет Дар, когда узнает, что я всё-таки нарушила данное ему обещание сидеть во дворце, не высовывая носа…
Внезапно горькая обида хлынула буйным паводком и мигом затопила мою уставшую от одиночества душу. Почему, нет, ну почему Дар оставил меня одну в этом позолоченном гадючнике?!!
Ну, всё! Мне бы завтра только из дворца удрать, да до первой рощицы добраться, а уж там лесную ведьму и сотня стражников не удержит.
Парадный покой на женской половине дворца — это, конечно, не тронный зал великого князя и даже не большая трапезная, однако тоже впечатляет. Особенно если изукрасить его гирляндами живых цветов, драгоценными гобеленами, вытащенными ради торжественного случая из кладовки, а также тяжелыми золотыми и серебряными подсвечниками, густо утыканными дорогими розовыми свечами. Пышные узорчатые шторы плотно закрывали окна, не пропуская в помещение ни единого лучика ласкового вечернего солнца. Через весь пол пролегла специально расстеленная для такого случая широкая тканая дорожка неприятного тускло-багрового цвета — ветхая и потертая, настоящая древность. По обе стороны от нее стояли женщины, принадлежащие к роду Твердятичей. Я же пока увлеченно следила за происходящим через щелку в неплотно прикрытой высокой двустворчатой двери.
Мне и в голову не приходило, что княжеская семья настолько многочисленна. Для проведения обряда собрались и жены великого князя, и некие совсем уже мифические троюродные внучатые племянницы, появляющиеся во дворце только по особым случаям. Женщины, начиная с древней старухи, двоюродной бабушки Велимира, которую внесли на специальном кресле, и заканчивая крошкой Милавой, теплым свертком угнездившейся на руках няньки, заполнили весь просторный зал. Я недовольно поморщилась: несмотря на все мои предостережения, нянька держала малышку рядом с матерью — в аккурат напротив деловито кашляющей бабки Улиты.
Дверь, у которой я так уютно расположилась, собирая сведенья о княжеской семье, соединяла парадный покой и просторное помещение неясного предназначения, где мне было велено дожидаться начала обряда. Здесь тоже было довольно сумеречно — солнце с большим трудом пробивалось сквозь пестрое витражное окно. Собранная из разноцветных кусочков стекла русалка расчесывала зеленоватые волосы (и где они только таких русалок видели?!) и насмешливо посматривала на меня.
С противоположной стороны комнаты точно такая же двустворчатая дверь вела в трапезную, где после окончания обряда все его участницы собирались отужинать — в тесном, так сказать, семейном кругу. Судя по доносившимся до меня звукам, там сейчас собрались едва ли не все дворцовые служанки, готовя праздничный пир. Роданицу не хотелось пропустить никому.
Я осторожно оглянулась на дверь трапезной (не хотелось бы, чтобы меня уличили в столь неприглядном деле, как подсматривание!), а затем аккуратно промокнула расшитым рукавом вспотевшее лицо — в комнатах было жарко и душно. Платье же, в которое меня нарядила Смеляна, хоть и льняное, оказалось очень плотным, с длинными рукавами и высоким глухим воротом, да к тому же к нему в комплекте полагалась просторная накидка, неловким хвостом волочившаяся за мной.
Будто мало того, что я и так на каждом шагу спотыкалась о подол непривычной для меня длинной, в пол, юбки! Вот и сейчас, словно в насмешку, противный шлейф предательски закрутился у моих ног. Я сердито отпихнула неудобную одежку ногой.
Шлейф коротко взвыл и негромко, но очень злобно рявкнул:
— Ты что пинаешься? Совсем с ума сошла, что ли?!! Больно же!
Ох! В пылу подглядывания я совсем упустила из виду, что нынче накидка используется не только по ее прямому назначению!
— Прости меня, пожалуйста! — покаянно прошептала я, ещё раз воровато оглядываясь на двери. — И не шуми! Не хватало ещё, чтобы нас с тобою застукали! Между прочим, это всё твоя дурацкая идея, а вовсе не моя!
Шлейф недовольно завозился, но промолчал.
Из-за неплотно прикрытой двери в парадный покой доносилось мерное жужжание голосов: в ожидании начала обряда женщины обсуждали новости, сплетничали, хихикали и хвастались друг перед другом, кто чем мог; справа от входа кто-то уже и переругивался — негромко, зато от всей души. Пытаясь на слух определить, кто это у нас не сумел дотерпеть с выяснением отношений до менее людного места, я по привычке потянулась вертеть кольцо Белого Дракона, грубоватый кусок горного хрусталя в неприметной оправе, которое я носила, не снимая, уже три месяца. Несмотря на очень неприятные обстоятельства, при которых этот могучий артефакт стал моим, мне нравилось ощущать на руке его умиротворяющую тяжесть.
Потянулась — и раздраженно отдернула руку, нащупавшую непривычную пустоту.
— Без амулетов и оберегов я себя чувствую так, будто голая на улицу вышла! — с искренней обидой пожаловалась я. Единственным магическим предметом, который я оставила (а, вернее, просто не сумела снять), было кольцо, надетое Даром мне на палец во время нашей с ним помолвки. Мой любимый чародей не мог подарить своей невесте обычное украшение: внешне гладенький ободок изнутри был плотно покрыт мелкими-премелкими рунами — там говорилось и про верность, и про нерушимость, и про бесконечность, и про плодородие, и ещё много про что. Я точно знала, что наши обручальные кольца мой будущий муж изготовил и зачаровал лично.
