Анри Лёвенбрюк - Ночь волчицы
— Я прошла обучение у ватов, и вашему ордену я не чужая, Хенон. Когда вы провозгласите меня Архидруидом, у вас будет достаточно времени, чтобы научить меня обращаться с сайманом.
— Амина, я знаю, что я перед вами в долгу, и мы найдем наилучший для вас способ присоединиться к нам. Но и речи идти не может о том, чтобы назначить Архидруидом человека, не наделенного нашей силой.
Перевес на ее стороне. Заговорив о саймане, я уже, сам того не желая, отринул запрет на посвящение в друиды женщины. Я должен перейти в наступление. Но мне совсем нечем крыть.
— Я не оставляю вам другого выбора, — пригрозила Амина, будто прочитав мысли друида.
— Я противлюсь этому ради вашего же блага, — возразил Хенон. — Вы не сможете управлять Советом, не умея обращаться с сайманом, и Великие Друиды не захотят довериться непосвященной.
— Я сумею быстро их усмирить.
Она и впрямь на это способна.
— Сам народ будет потрясен таким пренебрежением нашими ценностями и традициями. Вы не можете быть друидом и королевой одновременно…
— Напротив, народ ждет перемен. И я, как никто другой, сумею все изменить. Многие женщины возрадуются, узнав, что орден наконец-то открыл им двери. Есть много бардесс, из которых выйдут превосходные друиды.
— Это нарушит равновесие…
— Его никогда не было, именно потому, что в ваш орден не допускали женщин. И несмотря на ваши слова, именно женщины смогут восстановить Совет. Приход женщин укрепит власть друидов. Сегодня вам необходимо расширить ваши ряды, и вы не сможете сделать это без женщин, а главное, без меня. Поражение Сай-Мины подтверждает несостоятельность вашего ордена.
Я должен найти достойный ответ. Нельзя позволить ее жажде власти поглотить нас.
— Ни один друид не согласится посвятить вас в тайну саймана.
— Если друиды откажутся встать на мою сторону, мне придется обратиться к христианам.
— Мы не отказываемся действовать с вами заодно! Наше присутствие здесь уже доказывает, что мы готовы примкнуть к вам. Но это не значит, что мы изменим законы ордена. Только место его нахождения.
— Вы провозгласите меня Архидруидом или будете изгнаны с нашей земли. Берегитесь, Хенон. В Гаэлии больше никто не захочет принять вас. Даже Сай-Мина отвергнет вас после вашего предательства.
Атмосфера накалялась. Слова звучали все резче. Ни один не хотел уступать другому. Но, без сомнения, в этой маленькой игре позиция королевы была сильнее. Как и не раз в прошлом…
— Не надо недооценивать нашу власть, — попытался пригрозить Хенон, — мы владеем манитом.
— А вы не забывайте о моей власти. За мной величайшая армия страны.
— Армии Харкура и Темной Земли разобьют вас…
— Я сумею объединиться с ними против вас. Против всех друидов. Почему вы упорствуете, Хенон?
— Потому что верю в мудрость нашего ордена, верю в разумность наших законов, верю в сайман и знаю, что управлять им — дело мужчин. Так всегда было угодно Мойре.
— А я думаю, что вы упрямитесь потому, что сами рассчитываете занять это место. Вы хотели бы стать Архидруидом, верно?
Хенон не ответил.
— Но сейчас у вас только один выбор — или вы и вправду становитесь Архидруидом, но во главе жалкого Совета, или вы соглашаетесь быть моим советником, назначить Архидруидом меня, и вместе мы будем управлять новым Советом и править гораздо более могущественной Гаэлией.
Великий Друид тяжело вздохнул. Королева расставила ловушку, из которой не было выхода. Она сама заманила их туда, и теперь пути назад нет. И действительно, ситуация на острове была такова, что им оставалось только уступить ее требованиям. Любому ее капризу. Однако он бы предпочел иметь возможность сопротивляться.
— Я никогда не смогу убедить своих братьев согласиться на это.
Амина сразу поняла, что победила.
— Нам ни к чему их согласие. Они присоединятся к нам или будут изгнаны.
— Это слишком сурово, есть опасность вызвать недовольство.
— Я поступаю так с самого начала, Хенон, и добиваюсь своего. Я не верю в то, что успеха можно добиться мягкостью.
Хенон кивнул. Королева действительно уже давно это доказала.
В стае не было волчат, и все волки передвигались одновременно, заботясь лишь о еде и защите территории. Почти каждый день они охотились, растянувшись цепочкой позади Тайброна, вожака, чей хвост гордо торчал кверху, словно указывая путь позади идущим.
Они могли много часов бегать по долине, пока наконец не встречали одно из редких стад лосей, которые еще оставались там, несмотря на опасность. Встретив группу животных, волки трусили рысью вокруг, преследуя, но не подгоняя убегавших лосей. Держась на расстоянии, они сначала просто бежали в одном направлении с добычей, не нападали, а выбирали из стада самого медлительного или слабого. Иногда волки не успевали выбрать подходящую добычу, и лоси убегали, оставляя своих преследователей голодными. На деле в это время года стае удавалось удачно поохотиться всего два-три раза из шести. Но когда волки выбирали лося по вкусу, наименее быстроногого или слабого, они внезапно переходили на галоп и бросались в погоню. Это была гонка до изнурения, стая преследовала одного-единственного зверя, волки сменяли друг друга, чтобы не сбавлять темп, не снижать натиск. И чаще всего лось уставал и терял быстроту. Тогда один из волков — почти всегда Тамаран, потому что он был самый быстрый — вспрыгивал своей добыче на круп и глубоко вонзал зубы в ее заднюю ногу. Лось еще успевал сделать несколько шагов, тщетно пытаясь освободиться от впившихся в него челюстей, потом тяжело падал, поднимая облако пыли. Тут же набрасывались остальные шесть волков и приканчивали зверя своими клыками.
Поскольку не нужно было кормить детенышей, стая съедала добычу там, где ее настигла. Каждый взрослый волк мог проглотить огромные куски за один присест. Погрузив морды в кровоточащую плоть туши, они, возбужденно рыча, выгрызали мясо. Утолив голод, волки ложились на траву поодаль, но достаточно близко, чтобы зорко следить за остатками еды. Потому что, пока они спали, падалыцики — большие черные птицы или маленькие дерзкие шакалы — являлись за своей долей добычи. Имала всегда быстрее других бросалась на защиту остатков пищи. Обычно довольно было зарычать, чтобы прогнать грифов, а иногда она бежала за шакалом до самой границы их владений, но догоняла редко, сытый желудок мешал проворству и быстроте. Порой, если глупый шакал возвращался, стая разрывала его на части.
Понемногу волки вновь обретали свои привычки, каждый знал свое место и подчинялся более сильным, вспоминались волчьи законы и инстинкты. Стая возрождалась, и Имала начала забывать свою одинокую жизнь, образ дыбунов стирался из ее памяти.
