Роджер Желязны - Ружья Авалона
— Возможно Эрик из Амбера.
— Кто это?
— Сверхъестественное существо.
— Он самый лучший?
— Нет.
— А кто?
— Бенедикт из Амбера.
— И он тоже не человек, как и Эрик?
— Если он еще жив, да.
— Странный ты все-таки, — сказала она. — А все почему? Признавайся, ты тоже сверхъестественное существо?
— Давай-ка еще выпьем.
— Я опьянею.
— И хорошо.
Я разлил вино по бокалам.
— Все мы умрем, — сказала она.
— Естественно.
— Это будет скоро, здесь. Все мы падем в бою с проклятым Кругом.
— Почему ты так говоришь?
— Он слишком силен.
— Что ж ты тогда делаешь здесь?
— Мне некуда идти. Поэтому я и спросила о Кабре.
— И поэтому согласилась сегодня побыть со мной?
— Нет. Я хотела узнать, кто ты.
— Я спортсмен, нарушающий режим. Ты родилась где-нибудь неподалеку?
— Да, в лесах.
— А зачем ты путаешься с этими парнями?
— Почему бы и нет? Уж лучше такое занятие, чем каждый день счищать с пяток свиное дерьмо.
— А у тебя был когда-нибудь собственный мужчина? Постоянный то есть?
— Да, он умер. Это он нашел… Круг Фей.
— Сожалею.
— А я — нет. Он обычно пропивал все, что мог занять или спереть, а потом шел домой и колотил меня. У Ганелона мне хорошо.
— Значит, ты считаешь, что Круг слишком силен и мы проиграем?
— Да.
— Быть может, ты и права. Хотя надеюсь, это не так.
Она поежилась.
— А ты будешь биться за нас?
— Похоже, придется.
— И никто ведь не скажет просто «да», все с оговорками! Уже это интересно. Мне бы хотелось поглядеть на твой бой с человеком-козлом.
— Почему?
— Кажется, он их предводитель. У нас появился бы шанс, если бы ты убил его. А ты, пожалуй, на это способен.
— Я должен, — отвечал я.
— Особые причины?
— Да.
— Личные?
— Да.
— Тогда удачи тебе!
— Благодарю.
Она допила вино, я подлил еще.
— Уж он-то, без сомнения, сверхъестественное существо, — сказала она.
— Давай переменим тему.
— Хорошо. Только обещай кое-что сделать для меня.
— Говори.
— Завтра надень броню, возьми копье, покрепче держись в седле и вздуй одного детину — Харальда, кавалерийского офицера.
— Почему?
— Он побил меня на той неделе, словно покойный Ярл. Ты можешь это сделать?
— Да.
— А сделаешь?
— Почему бы и нет? Считай его уже наказанным.
Она встала и склонилась ко мне.
— Я люблю тебя, — сказала она.
— Чушь.
— Верно. А как насчет «ты мне нравишься»?
— Неплохо. Я…
Вдруг озноб и онемение ветром промчались вдоль моей спины. Застыв, я попытался отразить мысленный натиск, отключив разум. Меня искал кто-то из наших, из Амбера, причем с помощью моего Козыря или чего-то вроде того. Ощущение это ни с чем не перепутать. Если то был Эрик, значит, он оказался крепче, чем я предполагал; в последний раз я почти выжег его мозг. Это не мог быть и Рэндом, если только его не выпустили из тюрьмы, что вряд ли. Если это Джулиан или Каин, пусть катятся ко всем чертям. Блейз, скорее всего, мертв, и Бенедикт, возможно, тоже. Оставались Джерард, Бранд и сестры. Из них только от Джерарда мог ждать я добра. Поэтому я изо всех сил противился зову и справился с ним. Ушло на это минут пять, и, когда все кончилось, я был покрыт потом и тело мое сотрясал озноб, а Лоррейн с удивлением смотрела на меня.
— Что случилось? — спросила она. — Ты еще не пьян, да и я тоже.
— Обычный приступ, — ответил я. — Иногда со мной такое случается. Эту болезнь я подцепил на островах.
— Я видела лицо, — сказала она. — Может быть, на полу, а может — в голове. Лицо старика. Воротник его одежды был зеленым, и он был похож на тебя, только борода седая.
Я шлепнул ее.
— Врешь. Не могла ты…
— Я говорю только то, что видела! И не бей меня! Я не знаю, что это значит! Кто он?
— Думаю, мой отец. Боже, как странно…
— Что случилось? — повторила она.
— Чары, — ответил я. — Иногда они обрушиваются на меня, и тем, кто рядом, кажется, что они видят отца или на стене, или на полу. Не беспокойся, они не заразны.
— Чушь, — отрезала Лоррейн. — Ты все врешь.
— Знаю. Только прошу, забудь об этом.
— Почему же я должна забыть?
— Потому что я нравлюсь тебе, — пояснил я. — Помнишь? И еще потому, что завтра я должен вздуть Харальда.
— Верно, — согласилась она.
Меня снова затрясло. Она взяла одеяло с кровати и набросила мне на плечи. А потом налила вина, я выпил. Она села рядом, прислонилась головой к плечу, я обнял ее. Снаружи бесом взвизгнул ветер, часто забарабанил прилетевший с ним дождь. И вдруг словно кто-то постучал в ставни. Лоррейн слегка взвизгнула.
— Не нравится мне эта ночь, — объявила она.
— Мне тоже. Придвинь сундук к двери, одного засова может быть мало.
Пока Лоррейн выполняла мою просьбу, я развернул кресло так, чтобы сесть лицом к единственному окну. Достал из-под кровати Грейсвандир и обнажил его. Потом погасил все огни в комнате, оставив только свечу по правую руку от себя.
И снова сел, положив клинок на колени.
— Что мы делаем? — спросила Лоррейн, усаживаясь слева от меня.
— Ждем, — отвечал я.
— Чего?
— Не знаю, просто ночь такова… Что-то должно случиться.
Она вздрогнула и прижалась ко мне.
— Знаешь, тебе лучше уйти, — сказал я.
— Знаю, — ответила она, — только я боюсь выйти из комнаты. Здесь ты сумеешь защитить меня, ведь правда?
Я покачал головой:
— Не уверен, сумею ли я защитить и себя самого.
Она тронула Грейсвандир.
— Что за дивный клинок!.. Никогда такого не видела.
— Второго такого и нет, — промолвил я.
Рука моя чуть подрагивала, и клинок слегка поворачивался, отражая свет. Меч то казался залитым нечеловеческой оранжевой кровью, то лежал на моих коленях белый как снег, то розовел женским соском и подрагивал вместе с моей рукой.
Я гадал, как сумела Лоррейн увидеть во время попытки контакта то, чего не видел я сам. Она просто не могла придумать ничего столь подходящего случаю.
— Есть нечто странное и в тебе, — сказал я.
Она помолчала, пока пламя свечи не колыхнулось несколько раз, затем произнесла:
— У меня есть второе зрение. Слабое. Моя мать видела лучше, и мне говорили, что моя бабка была колдуньей. Но я ничего такого не умею. Ну, почти. Давно уже не пробовала. Если я ворожу, то всегда теряю больше, чем получаю.
Потом она умолкла, и я переспросил ее:
— Что ты имеешь в виду?
— Я приворожила к себе моего мужа, — ответила она, — и кем он оказался? Не пытайся я ворожить, была бы много счастливей. Я хотела хорошенькую дочку… а случилось совсем другое…