Кристофер Банч - Крылья Урагана
— Обязательно, — подтвердил Хэл. — Я ездил клеить афиши во Фречин, как ты сказал, и Афельни думает, что мы выедем через день-два. Знаешь, Черсо, если времена станут еще более трудными, может быть, ты и твои люди будете брать дань бесплатными полетами?
Грянул презрительный хохот, и Черсо сплюнул себе под ноги.
— Мы что, похожи на полоумных? Кому захочется покинуть эту замечательную твердую землю и куда-то лететь на драконе? Мы не болваны, которые по доброй воле подвергают себя опасности.
— Но вы же бандиты!
— Это наше ремесло, — пожал плечами Черсо. — У многих из нас отцы и братья тоже были разбойниками.
Он отвел взгляд, не желая получить от Хэла сам собой напрашивающийся вопрос: что же положило конец их карьерам — веревка или топор палача.
— Кстати говоря, — сказал он, демонстративно меняя тему, — времена сейчас становятся все более опасными, если ты не заметил.
— В этом сезоне куда больше народа ходит с оружием, — сказал Хэл. — А торговцы теперь ездят с охраной почти все. И несколько знатных семейств перебрались за границу.
— Они чуют опасность, как и я, — сказал Черсо. — Тут приходил один, недели две назад, рассказывал об амнистии.
— Вы собираетесь принять ее? — спросил Хэл.
— Ну уж нет, — отрезал рябой.
— Только не на таких условиях, которые нам ставят, — согласился Черсо. — Это не обыкновенная общая амнистия, вроде той, какую барон может объявить, когда выдает дочь замуж или когда баронов колдун одолеет его врагов. Похоже, бароны собрали совет, и некоторые поговаривают, что они собираются избрать одного из них королем. Слыхал что об этом?
Хэл покачал головой.
— Я не слишком интересуюсь политикой.
— Мы тоже, — сказал Черсо. — Хотя, похоже, стоит этим заняться. Совет объявил амнистию разбойникам и наемникам на условиях, что мы все вступим в армию, которую они собирают.
— Армия! — фыркнул другой бандит. — Ты дерешься, рискуешь своей задницей, но должен делиться добычей с каким-нибудь жирным слизняком, который сидит на горке, раздувшись от гордости в своих доспехах. Чихать я хотел на армию.
— Но, что еще хуже, у них есть колдун, который заставляет всех, кто соглашается на амнистию, поклясться своей кровью, так что если ты сделаешь что-нибудь разумное, к примеру сбежишь от них после первого жалованья, то тебя сожрут огненные черви или что-нибудь в этом роде, — добавил третий. — Не думаю, что союз этих баронов просуществует дольше чем до того момента, когда все они перебьют друга со спины и оставшийся в живых заполучит корону. Но эти ублюдки могут продержаться достаточно долго и обдерут окрестности так, что нам ничего не останется. Я уже говорил, это недобрый знак.
Хэл задумчиво покусал губу, гадая, имеет ли все это какое-то отношение к нему, но так и не решил какое.
— Скажи-ка, — спросил рябой разбойник, — а в Дирейне есть разбойники, как в Сэйджине?
— Есть, но не слишком много, — ответил Хэл.
— Что, трусоватый народ в вашем королевстве, да?
— Нет, — не обидевшись, сказал Хэл. — Просто у нас есть законы.
Рябой ухмыльнулся, побарабанив пальцами по рукоятке меча.
— И у нас тоже они есть.
Это вызвало у остальных разбойников приступ хохота. Когда он умолк, Черсо спросил:
— Насколько я помню, в прошлом году вы зимовали в Паэстуме. В этом году твой хозяин собирается поступить так же?
— Пока не знаю, — ответил Хэл. — Вообще-то он хотел пораньше отправиться на зимовку и поехать на побережье Роче, чтобы найти замену тому дракону, которого мы потеряли в прошлом году. Но рочийцы отказали ему в разрешении, а в свои новые планы оп меня не посвящал.
— Один совет, — сказал Черсо. — Я не стал бы сейчас слишком рваться в Паэстум. Чересчур близко к Роче, а эти ублюдки во главе со своей проклятой королевой плачутся в своих листовках, что их обманом лишили прав на город.
— Мне на это плевать, — сказал Хэл.
— И мне тоже, — согласился Черсо, снимая стрелу с арбалета. — Жизнь продолжается, и мы стараемся извлечь что можно из того, что она нам преподносит.
Хэл кивнул.
— Тебе лучше возвращаться в Бедаризи, пока не стемнело, — сказал Черсо. — Слышал, тут завелись какие-то парни, которые рыщут у самых стен, никому не подчиняются и вообще не признают никаких законов. Удачи тебе, маленький летун. Увидимся следующей весной.
И так же бесшумно, как и появились, бандиты исчезли, и дорога опустела.
* * *Хэл раздумывал о том, что ему рассказали разбойники. Вооруженные люди на дорогах, возможная амнистия, чтобы собрать армию, да и Черсо говорит, будто рочийцы вынашивают какие-то темные планы. Нет, это никак не может его касаться, по крайней мере, пока он держит ушки на макушке.
Эх, не повредило бы, если бы в потайном кармашке, пришитом к его штанам с внутренней стороны бедра, было чуть больше денег. Афельни не был скрягой, но у него была одна слабость — кости. После каждого представления начиналась гонка — кто раньше доберется до кассы, он или Гаэта.
Она была единственной, кто остался из труппы, в которую Хэл вступил в тот незабываемый день. Остальные ушли за большими деньгами в другие труппы — цирки, странствующие зверинцы — или просто устали от бродячей жизни.
Хэл до сих пор оставался с Афельни, потому что даже после трех прошедших лет все еще хотел стать всадником на драконе, но хозяин пока не слишком охотно учил Кэйлиса этому искусству.
— Только не думай, что я выжил из ума, — как-то разоткровенничался Афельни, будучи навеселе, — но если я научу тебя всему, что знаю, ты ведь просто сбежишь, найдешь себе собственного дракона и станешь моим конкурентом, так ведь? — Он засмеялся своим странным визгливым смешком.
Хэл вынужден был признать, что в этих словах была доля правды. Афельни вовсе не был совсем уж сквалыгой и кое-чему все же его обучил. Хэл мог бы найти какого-нибудь другого всадника, но у него не было никакой гарантии, что новый хозяин станет делиться с ним своими знаниями щедрее.
Что же до того, чтобы расстаться с бродячей жизнью, так это было вообще невозможно, поскольку Хэл не встретил ни одного столь же соблазнительного ремесла. Не говоря уж о том, как здорово было путешествовать по неизвестным дорогам, заходить в незнакомые деревни и встречать новых людей, и даже просто возвращаться в какое-нибудь место, где не был целый год, и видеть произошедшие там перемены.
По меньшей мере один раз в каждом представлении Афельни катал Хэла, а не так давно даже позволил ему сидеть впереди и начал обучать его основам летного дела.
Полеты так и не утратили для него своей притягательности, начиная от неловкого, сопровождаемого хлопаньем тяжелых крыльев взлета и свободного скольжения на воздушных потоках, подобно паруснику, несущемуся по воздушному морю, и заканчивая стремительным нырком под облака, всегда казавшиеся ему восхитительно похожими на сахарную вату, которой торговали на деревенских ярмарках. В такие моменты он напрочь забывал и об их сырости, и о внезапном дожде, и об опасности, которую они могли представлять для полета.
